Соколы - [13]
КСЮША. Деняяя! Деняяя!!
Мать и сестра оттаскивают взбесившегося Дениса от бабушки. Ненашинская бессмысленно сучит ногами и руками по воздуху.
Головайко, согнувшись от удара и держась за живот, молча уходит.
ДЕНИС. Я ей врезал. Я всем врежу.
СОКОЛОВА. Тих-тих… тих… (Поит сына валерьяновыми каплями.) ну-ка… не проглоти только бутылек…
КСЮША. Проглотишь — тебя будут разрезать, чтобы вынуть.
СОКОЛОВА. Будут ниточками тебя зашивать… как мамин желчный… а потом нитки гниют в пузе, а гной выходит в полости…
Денис затихает.
Сцена 15
Кухня. Через некоторое время те же и Анастасия Кирилловна.
НЕНАШИНСКАЯ. Ксюшечка, подстриги мне ноготочки, пожалуйста.
КСЮША. Мне надо идти — Денис подстрижет!
ДЕНИС. Куда это тебе нужно?
КСЮША. Слушать погоду, а потом вызывать врача.
ДЕНИС. Хочешь, я за тебя послушаю и вызову?
КСЮША. Ты все перепутаешь: вызовешь погоды и послушаешь врача, потому что ты — ненормальный. (Исчезает.)
СОКОЛОВА (Денису). Давай не ленись! Бабушка для вас тоже делала.
ДЕНИС. Когда?
СОКОЛОВА. Когда вы маленькими были.
ДЕНИС. Почему всегда для меня делали, когда я был маленьким и когда я ничего не помню?
СОКОЛОВА. Потому что ты тогда еще не был подлым. А сейчас для тебя ничего делать не хочется.
НЕНАШИНСКАЯ(протягивает руки). Подстриги, Деня.
ДЕНИС. Сейчас… (Берет кусачки.) Давай…
Денис стрижет бабушке ногти.
НЕНАШИНСКАЯ. Сил у меня совсем нету… износилась я… для вас…
СОКОЛОВА (вскрикивает). Для кого ты износилась? Для меня износилась? Когда мы с Андреем поженились, как ты меня вытуривала? Помнишь? Сначала его мать меня вышвырнула, потом — ты.
НЕНАШИНСКАЯ. Я… не…
СОКОЛОВА. Ты говорила, что примак здесь не нужен! А теперь ты у него дома сидишь! Ты ради Дениса никогда и ничего не сделала! Только с Ксюшей еще возилась, а с ним — никогда.
ДЕНИС (оторопев). Нет… ты просто не помнишь, наверное… ты маленькая была…
СОКОЛОВА. Как ты меня выпроваживала, помнишь? Я с Ксюшкой гулять пошла, а ты к отцу с рюмочкой — знала, что он после рюмочки добреет. Говоришь, мол так и так, давай их вытурим отсюда, пусть на квартиру уезжают.
НЕНАШИНСКАЯ. Неправда… ты не могла знать… ты гуляла.
СОКОЛОВА. А я тогда вернулась за смесью для Ксюши и все услышала. У меня ведь тогда мастит был — грудь разрезана! Кормить не могла, из бутылочки всё!
НЕНАШИНСКАЯ. Такого не было! не было!
СОКОЛОВА. А как вы с отцом дрались! Такого тоже не было? А как я вас ребенком разнимала? Этого тоже не было? Он меня об стенку как шарахнул, что у меня кровь из головы брызнула. Я ее потом сама с косяка отмывала тряпкой! Куском отцовой фланелевой… а она ведь не впитывает…
ДЕНИС. Мама! мама! Это тебя дед Сережа так бил?
СОКОЛОВА (садится). Да… да… дедушка твой…
ДЕНИС. Но его ведь Бог наказал: он написался и с моста упал. Он ведь утонул? Так ему и надо! Так и надо!
СОКОЛОВА. Что?! Откуда ты знаешь?!
ДЕНИС. Бабушка когда-то рассказала…
СОКОЛОВА (матери). Зачем ты ребенку это говорила? Он же больной — будет кричать по ночам!
ДЕНИС. Не буду, мама! Не буду! Бабушка это так весело рассказывала: как дедушка распух и всплыл, как вы его в морге опознавали. И там еще ходил врач в халате на голое тело. Он все пел какую-то песню…
СОКОЛОВА. Замолчи!.. замолчи… (Плачет.) Я когда только родилась, у них даже кроватки для меня не было. Они положили меня в чемодан. Но потом туда окотилась кошка и меня перенесли в шкаф.
ДЕНИС. Я тоже живу за шкафом. Не плачь.
СОКОЛОВА. А я лежала на полке в самом шкафу. И его все время держали открытым, чтобы я не задохнулась. (Молчит.) У меня грудь искромсана, ребенок на руках, а она меня с мужем на все четыре стороны выставляла… Теперь вот: с унитаза сама встать не может.
ДЕНИС. А царица Екатерина умерла на унитазе, а Мартину Лютеру явилось откровение и все девяносто пять тезисов…
СОКОЛОВА (вытирает слезы). У бабушки твоей два тезиса: Алена принеси, Алена унеси…
ДЕНИС (гладит мать по голове). Хочешь, я Шызика от соседки принесу? Она его все равно не кормит. Он к нам ходить любит.
СОКОЛОВА. А отец? Он же запретил… он с ним тогда играл, а он его за палец укусил. Отец орал.
ДЕНИС. Но он ведь — животное.
СОКОЛОВА. Он тебя кормит…
ДЕНИС. Так я принесу?
СОКОЛОВА. Принеси… только тихо.
Денис убегает. Сталкивается в коридоре с вернувшейся сестрой.
КСЮША. Куда понесся такой возбужденный? такой психопат! (Входит в кухню.) Привет!
СОКОЛОВА. Послушала?.. вызвала?..
КСЮША. Да: завтра жара и без осадков, а врач придет.
НЕНАШИНСКАЯ (словно выныривая). Газетки дашь почитать?
КСЮША. Нет, не дам — под себя положу и сидеть буду. (Подает.) На. Елина опять беременна.
СОКОЛОВА. А что сказали из поликлиники?
КСЮША. После двенадцати должна придти.
НЕНАШИНСКАЯ. Еремова?
СОКОЛОВА. Еремова уже давно не работает. У нее дочь в Москве пропала, муж недавно умер.
НЕНАШИНСКАЯ. А чего она там пропала?
СОКОЛОВА. А кто его знает… Дочку оставила пятнадцатилетнюю матери.
НЕНАШИНСКАЯ. Ммм… А кого позвала?
КСЮША. Рахматову.
НЕНАШИНСКАЯ. Узбечка?
СОКОЛОВА. А русские, мама, все давно уже уехали. Только мы, дураки, остались.
НЕНАШИНСКАЯ. Узбечки плохо лечат. (Погружается в чтение.)
СОКОЛОВА. Плохо-неплохо — выбора нет. (Подает дочери разделочную доску.) Ксюша помоги нарезать.