Сокол против кречета - [16]

Толмач перевел.

— А какой выкуп ты возьмешь с меня, хан? — уточнил Святозар, понимая, что мучительная смерть вроде бы отодвинулась.

Бату поморщился и поучительно заметил:

— Разве можно брать выкуп с гостя? Наоборот, гостеприимный хозяин оделяет его подарками, чтобы он почаще приезжал и не унес в своей голове худые воспоминания о стойбище, в котором побывал.

— Разве враги могут быть гостями? — без всяких уверток спросил князь.

— В этом мире все изменчиво. Даже солнце может быть и врагом, когда оно день за днем нещадно выжигает траву в степи, и другом, когда помогает земле освободиться от снега и возродиться на ней новой, сочной траве. Так что тут говорить о людях. Вчера ты был враг, сегодня мы примирились, чтобы вместе напасть на третьего, а завтра делим добычу, пьем пенный кумыс и клянемся в вечной дружбе, — философски ответил хан.

— А послезавтра? Вновь враги? — уточнил Святозар.

— Даже самые мудрые из людей не смогут сказать наверняка, будут они живы к вечеру следующего дня или нет, — уклончиво ответил хан. — Так что ни к чему нам заглядывать далеко вперед. Мы все равно не увидим будущего, а даже если что-то и увидим, то все равно не поймем или поймем не так, как оно будет на самом деле.

— Хан мудр, — заметил Святозар с легкой усмешкой.

— Я не только мудр, но и справедлив. Если враг отважен и храбр, то я уважаю этого врага. Когда он попадает ко мне в плен, я не люблю наслаждаться его мучениями и смертью. Терзать беспомощного недостойно настоящего воина.

— Неужели ты просто так отпустишь меня и не потребуешь ничего взамен? — недоверчиво спросил Святозар.

Бату строго посмотрел на окружающую его свиту и произнес:

— Пусть кто-нибудь из вас вспомнит случай, когда я дал кому-то свое слово и не сдержал его. Хотя бы один. Ну! — нетерпеливо прикрикнул он.

Все молчали.

— А ты чего молчишь? — напустился хан на толмача. — Переведи князю то, что я спросил у своих людей.

Тот начал было переводить, но князь остановил его.

— Я знаю твой язык, — тщательно подбирая слова, медленно произнес он.

— Это хорошо, — одобрительно заметил Бату. — Взамен же подари мне то, что можно получить от гостя, — свою дружбу. В степи мне больше всего не хватает именно ее. — Он властно взмахнул рукой, и все присутствующие немедленно удалились.

В юрте остались только Бату и Святозар. Хан брезгливо пнул ногой по колодке, снятой с ног пленника, неторопливо уселся на подушку, валявшуюся на кошме, и жестом пригласил Святозара занять место подле него.

Когда тот уселся, Бату, понизив голос, продолжил:

— Если бы ты знал, как я устал от постоянной войны. Мне нужен прочный мир хотя бы с одной стороны моего улуса. Скажи, если ты напишешь своему отцу о моем предложении мира, он согласится заключить его со мной?

— Я не могу отвечать за своего отца, — сказал Святозар, но, заметив, как вытянулось и поскучнело лицо его собеседника, быстро добавил: — Но, насколько я знаю, он любит мир и всегда охотно заключает его с соседями. Он говорит, что правителю гораздо выгоднее, когда его подданные растят хлеб и торгуют, нежели когда идет война. За любую добычу рано или поздно придется заплатить такую цену, что станет невыгодно воевать. И еще одно могу сказать твердо. Если отец дает кому-то слово, он никогда не нарушает его.

— Это хорошо, — одобрительно произнес хан. — Я всегда считал, что с урусами можно иметь дело. Гораздо лучше, если они из сильного врага станут надежным другом, к которому можно без опаски повернуться спиной.

— Если отец заключит с тобой мир, то он никогда не ударит тебе в спину, — подтвердил Святозар.

— Вот и славно, — Бату довольно потер ладоши. — Но о делах у нас еще будет время поговорить, а сегодня мы будем наслаждаться нежной сочной бараниной, веселиться и пировать. Я привез с собой много крепких напитков, дурманящих голову, и хочу посмотреть, кто из нас сможет победить в этом сражении.

Дни понеслись вскачь, как молодой глупый джейран по весенней степи. Бату и впрямь не ограничивал Святозара в передвижениях, куда бы тот ни шел. Князь пару раз специально говорил хану, что хочет немного развеяться и побыть в степи, на что Бату только пожимал плечами и заявлял:

— Я же сказал, что ты у меня гость, а гость вправе делать то, что вздумается. Лишь бы тебе было хорошо. Хочешь поехать один — езжай. А если заблудишься, помни, что у Бурунчи — умные кони. Просто отпусти поводья, и он сам привезет тебя обратно.

Святозар отъезжал далеко, даже очень далеко, но, как ни оглядывался, все равно не примечал, чтобы кто-то из монголов следовал за ним. Хан и впрямь твердо держал свое слово.

К честному врагу поневоле испытываешь уважение. К великодушному — вдвойне.

«Если подсчитать всех, кого я положил за эти годы, наберется не меньше пяти десятков, а то и вся сотня, — размышлял Святозар. — Пускай он хочет мира с выгодой для себя. Пускай даже он потом наберет еще больше сил. Но кто сказал, что после этого Бату непременно нападет на Русь? Да отец и сам всегда говорил, что надо выиграть время. Чем больше Русь пребывает в мире, тем крепче она станет. Я никого не обманываю и не предаю. Я даже ничего ему не обещал, кроме того, что не убегу. Да и к чему бежать, если завтра заканчивается оговоренный ханом срок? Незачем».