Соглядатаи - [2]

– Ну что за погода, – сказала жена.

– Осень, – ответил я.

– А у мамы тепло. Солнышко светит. Бабье лето.

– Это все они, – сказал я и осекся.

– Кто?

– Демократы, – сказал я и деланно засмеялся.

Она серьезно посмотрела на меня.

– Что-то не так?

– Нет, все нормально. Просто я без тебя одичал.

– Дикарь! – Она прижалась ко мне, и я невольно обернулся на серых людей.

Их не было.

Возможно, они испугались жены, подумал я тогда. Ее аромата. Частички бабьего лета, что привезла она с собой в маминой сумке.

Люди осени действительно боялись лета.

Но кроме них были еще люди зимы…

– Хочу домой, – сказала она.

– Как мама? – спросил я в такси.

– Болеет. Но чувствует себя хорошо.

– А я здоров. Но чувствую себя… – я хмыкнул и заметил в зеркале, как усмехнулся водитель, пряча глаза под козырьком бесформенной кепки.

Серое такси бежало по улицам города, и вода шарахалась из-под его колес.

* * *

Третьей моей ошибкой стало то, что я все – почти все – ей рассказал.

Я не собирался этого делать, не хотел пугать ее, да и знал, какая реакция последует. Но бывают моменты, когда невозможно промолчать. Когда к тебе прижимается самый родной человек, шепчет что-то совершенно ненужное, но такое приятное, ласково касается губами мочки уха – и ты не можешь не поделиться…

– Ты сошел с ума, – сказала она и зажала себе рот.

– Это было бы слишком просто, – ответил я.

– Тебе надо отдохнуть, – сказала она и чуть отодвинулась. – Ты много работаешь.

– Я не работаю уже вторую неделю.

– Почему?

– Врач посоветовал мне отдохнуть. Я взял отпуск.

– Врач? Ты был у врача?

– Да.

– У какого?

– У онколога.

Она отодвинулась еще дальше. Села на кровати, серьезно разглядывая меня. Загорелые неприкрытые груди укоряюще качнулись, когда она помотала головой.

– Ты меня пугаешь.

В неярком свете ночника ее кожа выглядела совсем серой.

– Ладно, – потянулся я к ней. – Перестань. Это все глупости. И что я несу? Совсем тут без тебя одичал…

У нее был вкус лета.

* * *

Дождь стучал по зонту, требуя, чтоб его впустили.

– Я скоро приеду, – сказала она. – Через четыре дня.

– Зачем? Не надо жертв, отдыхай.

– Боюсь, если приеду позже, то не узнаю тебя.

– Все нормально. Со мной все хорошо.

– Я бы не уезжала, но мама будет ждать. Я обещала…

– Конечно.

– Почему ты не хочешь поехать со мной?

– У меня дела.

– Какие? Ты же не работаешь. Ты в отпуске.

– Надо повидать всех старых знакомых. Я так давно у них не был.

– У тебя появилась любовница? – Она улыбнулась.

– И не одна, – ответил я.

– И что же будет со мной?

Я не успел ответить. Дородная проводница, стоящая возле двери вагона, вмешалась в разговор:

– Пора, – у нее был грубый голос. – Отправляемся, девушка.

– Пока, – сказала мне жена и поцеловала в щеку.

Сегодня она пахла городом – косметикой, хлоркой и металлом…

Поезд тронулся. Я помахал в заплаканное окно. Кто-то помахал мне в ответ. Она ли?..

Повернувшись, я увидел серых.

Теперь их было пятеро. Двое стояли возле милицейской будки, два других застыли изваяниями у вокзальных часов. Еще один стоял в дверях вокзала, людям приходилось огибать его, но никто не выказывал недовольства – они не замечали серого человека, заслонившего дорогу.

Когда я проходил мимо тех, что стояли под часами, горло мне сдавил болезненный спазм.

Я сплюнул им под ноги кровавую слизь.

Они усмехнулись.

Они откуда-то знали, что я все – почти все – рассказал жене.

* * *

Ночью я вдруг очнулся и какое-то время лежал, напряженно таращась в непроглядную темь и пытаясь понять, что же меня разбудило.

Потом скрипнула половица. Кто-то – и я знал кто – стоял в двух шагах от кровати, невидимый в темноте…

Я убил его. Возможно, это была моя последняя – четвертая, роковая – ошибка. А быть может, это был единственно верный шаг. Я и сейчас не знаю, зачем тогда пришло ко мне это существо – поговорить или убить. Быть может, оно и вовсе случайно оказался в моей квартире…

Какое-то время я лежал, затаив дыхание и слушая, как бешено колотится сердце. А потом… Потом…

Серое лицо появилось из тьмы, нависло надо мной – глаза и рот, больше ничего. И я не выдержал.

Мы катались по полу.

Он был невообразимо силен.

Я хрипел и плевался кровью.

Он молчал.

Бешено стучали снизу соседи.

Потом я прищемил ему руку дверью и вырвался. Скользнул на кухню. Вывалил на пол содержимое ящика стола, ощупью нашел большой нож, поранился об острое лезвие, забился в угол.

Серый человек просочился на кухню, словно туман, и я подумал, что его не возьмешь никаким оружием.

Но нож с трудом рассек плоть, и человек упал.

Я захлебнулся собственной кровью. Теряя сознание, я продолжал отчаянно кромсать его тело.

Последнее, что помню – это как перерезал ему горло.

* * *

Очнулся я в больнице.

Разбуженные шумом соседи вызвали милицию. Прибывший наряд взломал дверь и нашел меня на кухне – голого с ножом в руке. Все вокруг было заляпано кровью. Моей кровью.

Больше ничего и никого не было.

Серые люди умеют прятаться.

* * *

Жена приехала не через четыре дня, как обещалась, а через два. Она сообщила о своем прибытии телеграммой, но меня не было дома. Я лежал под капельницей в больнице.

Она сказала маме, что я заболел, и потому она должна срочно возвращаться. Мама пожелала мне скорого выздоровления, и заставила дочку взять огромный арбуз.