Содержанка - [10]

Она кивнула и взглянула на деревья, растущие с противоположной стороны путей. Эти промерзлые черные скелеты были скованы льдом. Потом она не спеша повернулась и, как будто случайно, снова посмотрела на попутчиков. Это стоило определенных усилий, но ей удалось сохранить безразличное выражение, когда она отыскала глазами новые лица. Двое мужчин и женщина. Мужчины в незнакомой ей форме, и оба держались очень уверенно, даже властно, из-за чего она старалась не смотреть им в глаза, хотя и заметила, что они поглядывают в ее сторону. Женщина стояла в паре шагов от них.

— Чего ты на них вытаращилась?

— Я не вытаращилась.

— Вытаращилась.

— Ничего подобного. Я просто любуюсь ее шубой.

— Любуйся чем-нибудь другим.

Лида с трудом оторвала глаза от длинных темных волос женщины, которые ниспадали мягкими прядями на воротник и покачивались, как аккуратное блестящее крыло, когда та поворачивала голову. Точно как у матери. К горлу Лиды вдруг подступил горький комок.

— Со спины она удивительно похожа на нее, — пробормотал Алексей, выдохнув в морозный воздух облачко белого пара.

— Похожа на кого?

Алексей какое-то время, не мигая, смотрел на сестру, но решил не развивать тему. Он затянулся сигаретой и бросил косой взгляд на мужчин в форме.

— Они точно знают, что поезд прибудет сегодня, иначе не пришли бы.

— Ты так думаешь?

— Я уверен. Поезд придет сегодня.

— Надеюсь, Попков поторопится. Я не хочу, чтобы он отстал.

Едва произнеся эти слова, она почувствовала, что совершила ошибку. Алексей зыркнул на нее, но смолчал. Девушка догадывалась, что брат был бы счастлив, если бы казак действительно остался здесь, в Селянске. Алексей снова бросил взгляд в сторону женщины.

— Интересно, кто она, — задумчиво пробормотал он. — Она в таком месте выглядит, как кол в поле.

Лида позволила себе взглянуть на незнакомку еще раз (теперь дольше и внимательнее), на серебристую шубку, которая сияла под бледными лучами унылого зимнего солнца. Отметила она и чуть сдвинутую набок модную шляпку, подобранную под цвет шубы, и мягкие, как лапки котенка, бледно-серые ботинки, и кремовый кашемировый шарфик на шее. Женщина выглядела так, будто гуляла по Невскому проспекту и каким-то чудом перенеслась в эту глухомань.

— Ее зовут Антонина, — быстро произнесла Лида.

Алексей удивленно посмотрел на сестру и спросил:

— А ты откуда знаешь?

— Я запоминаю то, что узнаю.

— Как же именно ты об этом узнала?

— Она сама сказала мне.

— Когда?

— Позавчера вечером. В гостиничном туалете.

Алексей потушил сигарету о подошву ботинка и глубоко вздохнул. Лида видела, что он напряженно думает, пытается понять, могла ли сестра в чем-то проколоться. Девушка коснулась пальцем его рукава.

— Все хорошо, брат. Ничего дурного я не сделала. И вообще вела себя очень осторожно. Я ничего ей не сказала.

— Что еще ты узнала об этой женщине?

Лида снова покосилась на волну темных волос и высокомерно приподнятый подбородок.

— Она — жена начальника лагеря.

Алексей внимательно рассматривал женщину. Жена начальника лагеря. Это уже интересно. Неудивительно, что радом с ней люди в форме.

Внезапно его охватило какое-то непонятное и беспочвенное предчувствие надежды. Он знал, что это совершенно бессмысленно и даже смешно, и все же не мог подавить в себе это чувство. Прошлым летом в Китае он не задумываясь вскочил в поезд с Лидией, и вместе они отправились на север, в сторону Владивостока, чтобы, проехав сотни миль, пересечь границу и попытаться найти отца, о котором ни он, ни она не слышали больше двенадцати лет. У Алексея на то имелось множество разных причин, но надежды на успех не было.

Сердцем он чувствовал, что поиски Йенса Фрииса обречены на провал, но Лиде об этом не обмолвился и словом. Советский Союз был слишком тяжелым и слишком крепко сжатым кулаком, чтобы надеяться на то, что удастся его разжать. К тому же их отец наверняка уже погиб. Мало кто выживал в нечеловеческих условиях этих страшных лагерей. Заключенные, как рабы, трудились в морозной Сибири, прокладывали дороги, строили железнодорожные магистрали, рыли каналы. Жизнь там представлялась тончайшим волоском, который мог в любую секунду оборваться. Уровень смертности был невообразимым.

И все же Алексей поехал. Почему?

Сколько ночей провел он без сна за время их долгого путешествия по России, выкуривая сигарету за сигаретой в каком-нибудь очередном клоповнике, называемом «гостиница»! Ему приходилось слушать соседский храп и еще менее приятные ночные звуки в советских общежитиях, когда он создавал все новые и новые прожекты — лишь для того, чтобы тут же от них отказываться. На самом деле он прекрасно понимал, что строить какие-то планы бесполезно. Какой в этом смысл, если все равно невозможно предугадать, что ждет тебя впереди?

Смысла в этом не было. Никакого. Но он был воспитан по-военному и потому просто не мог заставить свой разум не готовиться к будущему, точно также, как не мог не почувствовать прилив надежды при виде жены начальника лагеря. Он посмотрел на стоящую на платформе сестру. Она совершенно не понимала, что привлекает к себе взгляды. Завистливые взгляды. И не своим серовато-коричневым простеньким пальто или прямой молодой спиной. И даже не огненными волосами, которые она по его указанию спрятала под меховой шапкой, хотя пряди то и дело выбивались наружу, стоило ей только забыть о них.