Социология - [11]

Вдумываясь в ситуацию мыслей приверженцев субъективной школы, можно дать следующее определение защищаемому ими методу: оценка, относительной важности явлений на основании нравственного миросозерцания (идеала) исследователя и построение научной теории при помощи того же критерия – вот отличительная черта, существенный признак субъективного метода. Нам предстоит решить, необходимо ли это условие? Если да, то представляемое требование действительно противоречит ли и исключает общенаучные объективные приемы исследования? Или, быть может, является только дополнением к ним, необходимым усложнением приемов исследования при усложнении самого материала, подлежащего исследованию?..

Сознательное введение в социологическое исследование нравственного элемента – вот что требуется субъективной школой от социолога. Но что такое этот нравственный элемент. Что нового вносится с ним в исследование?..

Особенность субъективного метода заключается в оценке относительной важности общественных явлений, на основании взглядов исследователя на нормальные отношения членов общества друг к другу и к целому и в построении научной теории при помощи того же критерия. Таково будет исправленное определение субъективного метода. Но в таком виде требование, им заявляемое (с некоторыми оговорками), весьма легко может быть принято самым ярым и нетерпимым приверженцем единства научного метода во всех сферах человеческого мышления; дело в том, что тут никакого особенного метода даже и нет вовсе, а есть просто провозглашение одной весьма важной теоремы социологии, именно, что общество основано на личностях и что развитие общества совершается не иначе, как личностями, через личности и в личностях. Если социолог признает эту теорему, то он, исследуя известное общественное явление, всегда будет останавливать свое внимание не только на последствиях его для общественной среды, культуры, но и на влиянии его на созидателей этой среды, на те общественные атомы, через которые единственно и могли возникнуть наблюдаемые им изменения общественной среды; он будет хорошо знать, что для общественной жизни не столько важно возникновение и процветание того или другого элемента общественной среды, сколько способов созидания его личности, так как от этого способа зависит его прочность, степень и даже характер его влияния на другие элементы общественной среды...

Игнорирование теоремы, на которой настаивает субъективная школа, есть грубая и непростительная ошибка со стороны социологов; приступать к построению какой-либо части социологии, не уяснив себе предварительно значение личностей для общественной среды и среды для личностей или даже прямо отвергая это значение, все равно что делать какие-либо изыскания по небесной механике, отвергая теорему об обратной пропорциональности силы тяготения к квадратам расстояния...

«Коренная и ничем неизгладимая разница, – пишет г. Михайловский, – между отношениями человека к человеку и к остальной природе состоит прежде всего в том, что в первом случае мы имеем дело не просто с явлениями, а с явлениями, тяготеющими к известной цели, тогда как во втором цель эта для человека не существует. Различие это до того важно и существенно, что само по себе намекает на необходимость применения различных методов к двум великим областям человеческого ведения...»*

*Отечественные записки. 1869. № 11. Отд. 2, 19 (в статье «Что такое прогресс»).

Задав себе вопрос: что такое цель? Он отвечает, что это желательное, приятное, должное. Исключив категорию должного, действительно характеризующую общественные цели, мы можем, прежде всего, возразить автору, что данный им ответ одинаково относится как к целям, преследуемым животными на всех ступенях жизни, так и целям человеческим. Не желательность или приятность отличает некоторые человеческие цели (цели общественные), а общежелательность и общеприятность, если будет позволено так выразиться, т.е. желательность и приятность достижения не только для преследующего субъекта, но и для массы, непосредственно не принимающей в ней участия...

Но тут мы встречаемся с новым аргументом г. Михайловского; мы не можем, говорит он, общественные явления оценивать иначе, как субъективно. «Сочувственный опыт вместе с опытом личным, комбинируясь известным образом, входит в наше психическое содержание и, наряду с категориями истинного и ложного, устанавливает категорию приятного и неприятного, желательного и нежелательного, нравственного и безнравственного, справедливого и несправедливого. Отрешиться от этой стороны эмпирического содержания нашего я столь же трудно, как произвольно вычеркнуть из своей памяти какие-нибудь знания. Поэтому комбинация ощущений и впечатлений, составляющая предвзятое мнение, с которым человек приступает к какому бы то ни было исследованию, в области общественных явлений осложняется новым элементом, элементом нравственным»*. Но почему «осложняется»? В других областях знания это предвзятое мнение может состоять из суеверий и вообще эмпирически усвоенных некритических мнений о связи, существующей между явлениями, но, благодаря обработанности и общепризнанности теорий этих областей, чаще оно заключается в приверженности к той или другой научно развитой гипотезе.