Социальные истоки диктатуры и демократии. Роль помещика и крестьянина в создании современного мира - [42]
Таким образом, в том, что касается земельной аристократии, вклад революции кажется благотворным и даже решающим. Но те же самые процессы, уничтожившие земельную аристократию, приводили к появлению мелкокрестьянской собственности. В этом отношении последствия были намного более неопределенными. Лефевр напоминает нам о том, что продажа земель, конфискованных у церкви и эмигрантов, не была источником собственности крестьян, которая восходит к гораздо более ранней эпохе французской истории. На самом деле в целом главная выгода от продажи земель досталась буржуазии, хотя встречался локально значимый рост крестьянской собственности [Lefebvre, 1954, p. 232, 237, 239, 242]. Одновременно крестьянская аристократия была главным бенефициаром революции. Однако опыт реквизиций, попытка установить потолок для цен на зерно и поощрение, которым пользовались мелкие землевладельцы и сельскохозяйственные рабочие в радикальной фазе революции, решительно настроили верхний слой крестьянства против республики. Неблагоприятные последствия этого сохранялись долгое время [Lefebvre, 1959, p. 911–912, 915–916].
О крестьянской общине XIX и даже XX в. меньше надежной информации, чем о XVIII в.[79] Тем не менее некоторые обобщения находят широкое подтверждение. Во-первых, влиятельные крестьяне почти не придавали значения демократии как таковой. Они хотели действенных гарантий собственности и социального положения в своей деревне. На практике эти требования означали гарантии против любой серьезной угрозы для собственности, приобретенной через vente des biens nationaux, со стороны аристократических сил или любых радикальных идей, связанных с перераспределением собственности. Во-вторых, продолжавшееся наступление капиталистической промышленности обесценивало мелкую крестьянскую собственность, которая находилась в невыгодном положении при поставках продовольствия на рынок. Представители крестьян нередко сетовали, что условия торговли были направлены против них. Вследствие этого комплекса причин крестьянская собственность имела двоякие последствия: она представляла угрозу для крупной собственности – в обеих формах: капиталистической и докапиталистической, аристократической, но также служила дополнительной защитой для такой собственности. В XX в. эта двоякость проявляется наиболее резко там, где крестьяне поддерживают Французскую коммунистическую партию.
На самом деле этот парадокс скорее кажущийся, чем реальный. Будучи докапиталистической группой, крестьяне часто демонстрируют сильные антикапиталистические настроения. В ходе исследования я постараюсь показать условия, при которых подобные настроения приобретают реакционную или революционную форму.
8. Резюме
Центральное положение, которое я способен различить в истоках, ходе и последствиях революции, состоит в том, что насильственное разрушение старого режима было решающим шагом для Франции на долгом пути к демократии. Необходимо подчеркнуть, что этот шаг был решающим для Франции, где препятствия, с которыми сталкивалась демократия, были иными, чем в Англии. Французское общество, вероятно, не могло создать парламент лендлордов с преобладанием буржуазии на английский манер. Предшествующие тенденции во Франции сделали высшие классы врагом либеральной демократии, а не частью демократического движения. Поэтому, чтобы демократия победила во Франции, необходимо было устранить некоторые институции с ее пути. Утверждение подобной связи не подразумевает, что французская история неизбежно вела к либеральной демократии или что революция была в каком-то смысле неотвратима. Напротив, есть основания считать, что весь процесс мог протекать совершенно иначе и именно по этой причине революция внесла настолько решающий вклад.
В условиях королевского абсолютизма высшие классы французских землевладельцев приспособились к постепенному проникновению капитализма, все больше увеличивая поборы с крестьян и в то же время de facto предоставляя им землю в собственность. Почти до середины XVIII в. модернизацией французского общества занималась королевская власть. Следствием этого процесса стало сращивание дворянства и буржуазии, весьма отличное от происходившего в Англии. Данный союз произошел под влиянием монархии, а не в противовес ей, что в итоге привело, если прибегнуть к удобному, хотя и не точному обозначению, к «феодализации» значительной части буржуазии, а не наоборот. В конечном счете это серьезно ограничило свободу действий королевской власти, явилось причиной ее неспособности решить, какую нагрузку возложить на определенные части общества. Это ограничение, усиленное слабохарактерностью Людовика XVI, по моему предположению, скорее было главным фактором, приведшим к революции, нежели исключительно серьезный конфликт интересов различных групп и классов. Если бы не революция, союз дворянства и буржуазии мог бы сохраниться и подтолкнуть Францию к консервативной модернизации сверху, похожей в своих главных чертах на то, что происходило в Германии и Японии.
Но революция предотвратила все это. Революция во Франции была не просто буржуазной революцией в узком смысле захвата политической власти буржуазией, которая уже завоевала командные высоты экономической власти. В рядах буржуазии существовала такая группа, но предшествующая история королевского абсолютизма воспрепятствовала ее росту, достаточно мощному для того, чтобы достичь всего своими силами. Вместо этого представители буржуазии пришли к власти с помощью радикальных движений городского плебса, высвобожденного после коллапса старого порядка и монархии. Эти радикальные силы также помешали революции отступить назад или остановиться на этапе, подходившем буржуазии. Тем временем верхние слои крестьянства воспользовались ситуацией, чтобы провести демонтаж сеньориальной системы – главного достижения революции. На некоторое время деревенские и городские радикалы, объединенные противоречивым набором мелкособственнических и ретроградно коллективистских целей, могли работать вместе, как они делали до и во время самых радикальных фаз революции. Но необходимость добычи продовольствия для городской бедноты и революционные армии вошли в противоречие с интересами более преуспевавших крестьян. Рост сопротивления со стороны крестьян лишил парижских санкюлотов еды, отнял у Робеспьера народную поддержку и положил конец радикальной революции. Санкюлоты сделали буржуазную революцию, но крестьяне определили, как далеко она может зайти. Незавершенность революции, во многом объяснимая структурой французского общества конца XVIII в., означала, что потребуется долгое время, прежде чем во Франции сможет установиться полноценная капиталистическая демократия.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони.
Политологическое исследование Бориса Кагарлицкого посвящено кризису международного левого движения, непосредственно связанному с кризисом капитализма. Вопреки распространенному мнению, трудности, которые испытывает капиталистическая система и господствующая неолиберальная идеология, не только не открывают новых возможностей для левых, но, напротив, демонстрируют их слабость и политическую несостоятельность, поскольку сами левые давно уже стали частью данной системы, а доминирующие среди них идеи представляют лишь радикальную версию той же буржуазной идеологии, заменив борьбу за классовые интересы защитой всевозможных «меньшинств». Кризис левого движения распространяется повсеместно, охватывая такие регионы, как Латинская Америка, Западная Европа, Россия и Украина.
Роджер Скрутон, один из главных критиков левых идей, обращается к творчеству тех, кто внес наибольший вклад в развитие этого направления мысли. В доступной форме он разбирает теории Эрика Хобсбаума и Эдварда Палмера Томпсона, Джона Кеннета Гэлбрейта и Рональда Дворкина, Жана-Поля Сартра и Мишеля Фуко, Дьёрдя Лукача и Юргена Хабермаса, Луи Альтюссера, Жака Лакана и Жиля Делёза, Антонио Грамши, Перри Андерсона и Эдварда Саида, Алена Бадью и Славоя Жижека. Предметом анализа выступает движение новых левых не только на современном этапе, но и в процессе формирования с конца 1950-х годов.
В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.