Социально-политическая психология - [135]

Если на первой оси располагались типы политических взглядов: правые радикалы — фашисты, консерваторы, социалисты, левые радикалы коммунисты, то на второй — политические темпераменты, измеряемые уровнем жесткости, нетерпимости и «мягкости», терпимости политических позиций человека. Жесткость, по Айзенку, равнозначна авторитаризму, мягкость — демократизму[206]. Двухмерная модель позволила выявить наличие аналогичных психологических типов среди сторонников противоположных политических воззрений. Так, нетерпимость и авторитаризм оказались в равной степени характерными для фашистов и коммунистов, социалисты и консерваторы заняли на авторитарнодемократической оси одинаковую центральную позицию; либералы, расположились в центре «политической» оси, но ближе к ее «демократическому» полюсу; психологически, по мнению Айзенка, только «политические темпераменты» (но не выбор между левой и правой идейно–политической позицией) коренятся в глубинных психологических структурах личности.

В свете последующего исторического опыта этот вывод мог бы быть дополнен и скорректирован. Во–первых, несовпадение деления на правых и левых с психологической дифференциацией людей, очевидно, но его неправильно объяснять отсутствием психологических основ (или содержания) политических ориентации. Скорее оно связано с грубостью, упрощенностью этого деления, отражающего лишь некоторые общественно–политические приоритеты, но не различные системы целей и средств политической деятельности. Реальные же политические ориентации, очевидно, представляют собой, если использовать терминологию Айзенка, синтез «темпераментов» и идеологических установок. Поэтому «соседние» по месту на политической оси ориентации, например представленные в его схеме коммунистами и социалистами, в действительности могут находиться в отношениях непримиримой конфронтации. Хорошо известна вражда, долгое время разделявшая эти формально левые течения. Такая же, если не большая несовместимость разделяла в Англии 40–х годов консервативных последователей У. Черчилля и поклонников фашистского лидера О. Мосли.

Во–вторых, формальные идеологические и программные установки, представляя собой символическое и вербальное выражение политических ориентации, необходимое им для собственной идентификации, не совпадают с последними. По сравнению с ориентациями они обычно более инерционны и менее динамичны. Сплошь и рядом идеологический «ярлык» ориентации остается тем же, а политическое и психологическое содержание существенно меняется. Так, коммунизм в Англии и ряде других стран Запада за истекшие десятилетия в значительной мере утратил свой жестко авторитарный характер времен Коминтерна, в коммунистическом движении произошла идейно–политическая дифференциация, расколовшая его на догматиков ленинско–сталинского закала и демократов, лояльных к существующему политическому строю. Подобные факты свидетельствуют о том, что социально–политическая психология должна с осторожностью использовать партийные и идеологические «ярлыки», всякий раз проверяя, действительно ли они отражают единую систему политических установок.

С учетом этих оговорок познавательное значение методологии Айзенка неоспоримо. И это доказывается в первую очередь тем, что спустя 40 лет она может служить для объяснения происшедших за это время изменений.

К 90–м годам в странах Запада при сохранении межпартийных различий и борьбы партий наметилось очевидное сближение идеологии и политики умеренно–правых и умеренно–левых течений, выразившееся в компромиссе между принципами свободного предпринимательства и социальной справедливости (или солидарности), национализма и антимилитаризма. Образовавшее основу нового общественного консенсуса, оно было вызвано рядом экономических, социальных и политических сдвигов, но, взглянув на схему Айзенка, легко обнаружить также и его исходные психологические предпосылки. Уже в 50–е годы такие течения, как консерваторы и социалисты, находились в одной и той же точке «психологической» оси (авторитаризм–демократизм), а за истекшие годы оба они, судя по ряду признаков, приблизились к либералам и тем самым — к демократическому полюсу. Эта исходная психологическая близость (при демонстрируемой противоположности идеологических платформ) сыграла свою роль в формировании консенсуса при одновременном политическом и психологическом отмежевании от него крайних течений — ультралевого и ультраправого (агрессивного националистического) экстремизма.

Еще более впечатляющим доказательством аналитических возможностей двухмерной модели может служить ее применение к исследованию политических ориентации в посттоталитарной России. Так, политическое сближение полярных по исходным идеологическим установкам течений — ортодоксальных марксистов–ленинцев и ультранационалистов, их фактическое слияние в единую «непримиримую оппозицию» было предопределено их исходной психологической близостью — одинаково высоким уровнем авторитаризма и антидемократизма. Причем сближение произошло на основе националистической и шовинистической идеологии, что, как отмечалось, подтвердило тезис Адорно о системной связи «этноцентризма и авторитаризма» (и к ней мы еще вернемся).