Социальная психология и история - [27]

На этом месте противники социальной психологии останавливаются в раздумье. Может быть, пара — в самом деле объект какой-то совсем особой науки? Но, к счастью, пара — это всего лишь пара, и так легко пренебречь различием между Робинзоном и Робинзоном вместе с Пятницей. Как будто тут ничего принципиально и не меняется. А всякую более сложную общность можно ведь разложить на пары, представить как сложные сочетания и комбинации разных пар. Элементарным явлением останутся “только двое” — Робинзон и Пятница, Вместе о тем остается луч надежды обойтись без какой-либо коллективной психологии, хоть, правда, “парные переживания” и остаются мучающей занозой.

От “я и ты” к “они и мы”

Оставим на минуту психологию и обратимся к философии. Одна из плодотворнейших новых идей, выдвинутых Людвигом Фейербахом в противовес немецкой классической идеалистической философии, состояла в требовании отказаться от прежней категории “я” как субъекта познания и заменить ее категорией “я и ты”. Плеханов такими словами излагал эту мысль Фейербаха: “Действительно я есть только такое я, которому противостоит ты и которое, в свою очередь, становится ты, т.е. объектом для другого я. Для себя я — субъект; для других — объект”. Иначе говоря, Фейербах провозгласил незакономерным рассматривать сознание независимо от отношения людей. Нет никакого “я”, субъекта познания, до отношения между двумя людьми: субъектом становится каждый из них только в этом их взаимном отношении. Философский материализм представлялся Фейербаху возможным только при оперировании не одним “субъектом” в противопоставлении “объекту” (предметному миру), не “я” с моими “ощущениями” и прочими атрибутами, а обязательно двумя “субъектами”, соотношением между ними. Фейербах пояснял это примером морали: ведь ясно, что о ней можно говорить лишь там, где заходит речь об отношении человека к человеку, одного к другому, “я” — к “ты”. “Я есть я только через тебя и с тобою. Я сознаю самого себя только благодаря тому, что ты противостоишь моему сознанию как видимое и осязаемое я, как другой человек”.

Трудно было бы переоценить воздействие этого гениального прозрения Фейербаха на дальнейшую судьбу философии. С абстрактным изолированным субъектом-индивидом, каким он выступал на пути философии от Канта до Штирнера, было для передовой мысли навсегда покончено.

Маркс мимоходом в “Капитале” воспроизвел мысль Фейербаха, сравнивая, шутя, человека с товаром: “Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: „Я есмь я", то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку”.

Но марксизм пошел далеко вперед от фейербаховской догадки о “я и ты”. Почему только двое? Конечно, переход от “единственного” к паре распахивает двери в мир новых понятий, где отношения между людьми первичнее и важнее, чем сам человек, продукт этих отношений. Но отсюда естественно следовало, что пара — это тоже абстракция. Необходимым следующим шагом явилась разработка марксистского учения об обществе. Робинзон и Пятница, Павел и Петр еще не образуют общества. Так в развитом товарном производстве каждый отдельный товар в действительности сопоставляется не с другим единичным товаром, хотя бы и золотом, а через его посредство — со всем огромным морем обращающихся в данный момент па рынке товаров. Оказалось, что Павел познает свою натуру через Петра только благодаря тому, что за спиной Петра стоит общество, огромное множество людей, связанных в целое сложной системой отношений. Маркс и Энгельс расчленили эти отношения на основные и производные и видели свою первоочередную задачу в исследовании основных отношений, экономических, составляющих базис всей общественной структуры. Так на месте парной звезды раскинулось огромное звездное небо. “Я и ты” перестало казаться элементарной человеческой ячейкой, на арену высыпали и “мы”, и “вы”, и “они”.

Если общественная наука в целом давно уже идет этим путем, то социальная психология несколько оторвалась, отстала и не нашла еще своего места в этом победном шествии наук об общественном человеке и человеческом обществе. Критики самой возможности такой науки среди психологов-идеалистов, как сказано выше, запнулись на представлении о “парных” психических переживаниях: словно бы эти явления и в самом деле выводят куда-то за пределы единичной черепной коробки, в какую-то таинственную область “межличностной” психологии. Но они не могут шагнуть в этот бездонный провал, совсем так же, как буржуазные экономисты не смели оторваться от Робинзона с Пятницей и старались вообразить все общество как превеликое множество тех же элементарных отношений, тех же пар, Робинзонов и Пятниц.

Метод социальной психологии нельзя упрощенно позаимствовать из марксистской политической экономии или другой отрасли общественной науки. У нее своя глубокая специфика. Но вектор движения общий. От “парных” психических переживаний — вперед к общественным.

Оставим пока в стороне физиологическую сторону вопроса, а именно речь, как тот присущий человеку механизм высшей нервной деятельности, который поистине сращивает между собой большие полушария головного мозга множества людей с не меньшей силой, чем внутри каждой черепной коробки сращены правое и левое полушария. К этому механизму мы вернемся ниже. Здесь же рассмотрим другую сторону вопроса, узко психологическую.