Сочинения в трех томах. Том первый. Заповедник для академиков - [17]

— Глупости, — смешалась подавальщица и быстро пошла прочь, но Лидочка понимала, что она на нее не обижена, что отныне они с подавальщицей знакомы. Любая следующая встреча не будет встречей чужих людей.

Марта поднялась и спросила Лидочку, кончила ли та ужинать.

— Какое счастье, — сказала Лидочка, — что можно уходить когда хочешь.

— Это явное ослабление дисциплины, — ответила Марта. — Еще в прошлом году президент республики выгнал бы тебя мерзнуть на берег пруда, если бы ты посмела без спроса встать из-за стола.

В дверях они догнали Александрийского. Он шел еле-еле, опирался на трость. Лобастый Николай Вавилов поддерживал его под локоть. Лидочка услышала слова Вавилова.

— Не надо было вам выходить к ужину. После всех пертурбаций…

— А вам, коллега, — сварливо ответил Александрийский, — не стоит меня жалеть.

Тут Александрийский спиной почуял, что их слушают, и перешел на английский. Английский язык Лидочка знала плохо, да и не хотелось подслушивать.

— Теперь спать? — спросила Лидочка.

Вместо Марты сзади ответил высокий тревожный голос президента.

— Товарищи, граждане республики Санузии! — кричал он. — Не покидайте столовую, не выслушав маленького объявления. Среди нас есть новички, еще не принятые в гражданство республики. Поэтому после ужина властью, врученной мне великими тенями, я призываю всех выйти на вершину холма и оттуда, глядя на Москву, дать клятву верности нашим идеалам.

— Дождик идет! — откликнулся Максим Исаевич. — Ну какие же клятвы при такой погоде.

— Дождь прекратился, — возразил президент. — Я своей властью прекратил его, и с завтрашнего дня наступает чудесная, теплая и сухая погода. Однако на холм идут лишь желающие. Отступники — да пусть им будет стыдно — могут лечь спать в своих берлогах.

— Кино будет? — спросил простодушный курносый парень, деревенская версия императора Павла Первого.

— Сегодня кино не будет, — сказал президент, — кино переносится на завтра, потому что новый заезд сегодня проходил в трудностях.

— Я знаю! — крикнула толстушка в синей футболке с красной звездой на правой груди. — Киномеханик снова запил!

Кто-то засмеялся. Лидочка обернулась, ища глазами подавальщицу. Та убирала со стола грязные чашки и тарелки, но на Лидочку она не посмотрела.

Все участники похода на неведомый Лиде холм прошли прямо в прихожую, где на вешалке висели все пальто. К Лидочке подошел Матя.

— Вы серчаете на меня, сударыня, — сказал Матя, делая жалкое лицо, — не обращаете на меня внимания, будто мы и не знакомы.

Следовало приподнять в немом удивлении брови и отвернуться от ничтожной помехи. Лидочка понимала умом, как следует себя вести, но на практике так и не обучилась.

— Это вы на меня внимания не обращаете, — сказала она, — потому что дружите с Алмазовым.

— Дружба с Алмазовым подобна дружбе кролика с удавом. И вы это знаете.

— Значит, просто подлизываетесь?

— И я не так прост, и он не так прост. Но он мне любопытен. Я встречал его две недели назад, когда сдавал в Президиум отчет о моей стажировке в Италии. Он нас курирует.

— Курирует? — Лидочка не знала такого слова.

— Заботится о нас, следит за нами, выбирает из нас, кто пожирнее, чтобы зарезать на ужин.

— И вы до сих пор живой?

— Какой из меня ужин!

Подошла Марта. Матю она уверенно отстранила, как старого приятеля.

— Не приставай к девушкам, — сказала она. — Лучше скажи, кто то воздушное создание, которое притащил с собой Алмазов?

— А ты его откуда знаешь?

— У каждого есть свои источники информации, иначе в этом вертепе не выживешь.

— По-моему, она актриса. Из мюзик-холла.

— Я сразу почувствовала — птичка невысокого полета.

Матя пожал плечами.

— Может быть, не пойдешь? — спросила Марта у Лиды. — На тебе же лица нет.

— Пройтись по свежему воздуху — только полезно. Усталость в возрасте Лиды — это приятное чувство, которое способствует сохранению осиной талии, — галантно возразил Шавло.

Он помог Лидочке одеться, а Марта спросила:

— А как ее зовут?

— Девицу Алмазова? Ее зовут Альбиной. Ты ревнуешь?

Когда они вышли из дома и пошли налево по узкой, засыпанной чуть ли не по щиколотку желтыми липовыми и оранжевыми кленовыми листьями дорожке, Марта сказала:

— Это старая традиция Санузии — смотреть на ночную Москву.

— Даже когда ее не видно, — сказал Матя. Он был так высок, что Лидочке приходилось запрокидывать голову, разговаривая с ним. Но в комнатах она этого не почувствовала.

Их догнал Максим Исаевич. Он был в расстегнутом пальто, без шляпы и тяжело дышал.

— Вы меня бросили! — заявил он. — Вы меня оставили на растерзание этому занудному президенту.

Матя взял Лидочку под руку. Лидочке это было приятно.

— Если бы я был писателем, — сказал Матя, наклоняясь к Лидочке, — я бы обязательно вставил президента Санузии в роман. Вся его жизнь состоит в пребывании здесь, остальные одиннадцать месяцев — лишь скучный перерыв в его настоящей, бурной, красивой и романтической деятельности в этих стенах. Он рожден быть президентом республики Санузия, и, когда нас всех пересажают или разгонят, он умрет от скуки. Хотя сам же на нас донесет.

— Типун вам на язык! — сказал Максим Исаевич и обернулся, но вблизи чужих не было.