Сочинения в трех томах. Том 3 - [307]

Палатка вождя отличалась от остальных тем, что перед входом в нее был врыт в землю большой шест с привешенным к вершине его обручем с прикрепленными к нему скальпами убитых врагов. Среди этих трофеев немало было скальпов с длинными белокурыми волосами, снятых с бледнолицых женщин.

Затем эта палатка была еще и гораздо больших размеров, чем все остальные; в ней жило с десяток скво, или индейских женщин, среди которых виднелись лица даже и очень красивые, потому что племя семинолов славится правильностью черт и красотою среди многочисленных племен краснокожих Северной Америки.

Большинство из этих женщин сидело или лежало перед входом в хижину; одни из них кормили грудных детей, а другие следили за игравшими невдалеке на траве детьми более старшего возраста.

В становище, по-видимому, остались только женщины и дети, а воины, вероятно, отправились в какую-нибудь экспедицию или же уехали на охоту. Кое-где виднелись лошади, привязанные к вбитым в землю кольям. Они спокойно пощипывали густую сочную траву. В это время вдруг послышался крик, возвещавший возвращение вождя, и в ту же минуту толпа мальчишек устремилась приветствовать возвращавшихся. Впереди отряда краснокожих, размахивавших копьями и издававших победные крики, скакал вождь, перед которым лежала перекинутая через спину лошади какая-то бесформенная масса, завернутая в одеяло.

Тигровый Хвост подскакал к своей палатке, спрыгнул с лошади, снял с нее связанного человека и без всяких церемоний бросил его на землю, точно тюк товара. При этом одеяло распахнулось и тогда стало ясно, что привезенная индейцем добыча был бледнолицый, одетый в костюм из синей бумажной материи, какие носит большинство креолов в Луизиане.

Голова пленника, до самой шеи, была обернута красным одеялом, которое не позволяло ему ничего видеть.

Вслед за вождем к палатке подскакал еще один всадник. Это был Черный Мустангер.

Он сидел верхом на взятом из корраля чудном мустанге, которого испанский мундштук заставлял стоять смирно во все время, пока всадник, слегка похлопывая хлыстом по вздымавшимся бокам лошади, говорил Тигровому Хвосту:

— Теперь мне следует сейчас же расстаться с вами, вождь. Стерегите хорошенько пленника, вам за него заплатят большой выкуп. Только помните, он даже и подозревать не должен, что я вам друг. Если это случится, тогда все дело будет проиграно. Я и в корраль еду сию минуту исключительно затем, чтобы отвратить от себя всякое подозрение. Надеюсь, что мои товарищи не догадаются о том, какое я принимал участие в этом деле. Все остальное должно быть сделано сегодня же ночью, раньше, чем будет достроен блокгауз. Прощайте, я постараюсь пробраться незаметно лесом.

— Хорошо, — сказал вождь, — мои воины будут ждать вас в назначенном месте.

Лебар повернул лошадь, дал ей шпоры и галопом поскакал к выезду из впадины, где помещалось становище семинолов. Здесь он свернул на одну из разветвлявшихся в разные стороны тропинок, прорубленных краснокожими в чаще на тот случай, если бы им понадобилось спасаться бегством при внезапном нападении на их становище. Тропинки проложены были так искусно и так хорошо замаскированы, что ими могли бы пользоваться только опытные глаза посвященных.

Лебар, по-видимому, прекрасно знал эту дорогу, потому что ни на минуту не задумался, какую ему лучше выбрать. Мало того, он заставил даже свою лошадь идти галопом по этой узкой, извилистой тропе, где ей часто приходилось грудью прокладывать дорогу сквозь чащу кустарников и переплетавшие их лианы.

Он ехал так быстро, что через десять минут выбрался уже на опушку Кросс-Тимберса, откуда ему оставалось не больше мили до видневшегося впереди корраля, где его оставили стеречь пойманных мустангов его товарищи по охоте, отправляясь к полковнику Магоффину.

Одного взгляда достаточно было, чтобы убедиться: в коррале за время его отсутствия не случилось ничего особенного, и он, пустив лошадь в карьер, через две минуты был у ворот палисада.

Здесь он, натянув поводья, с такой силой ударил лошадь хлыстом, что бедное животное заржало от боли и поднялось на задние ноги, точно собираясь опрокинуться на спину и придавить собой безжалостного мучителя; но всадник в ту же минуту отпустил поводья и, приподнявшись на стременах, слегка наклонился вперед, лошадь сделала скачок и, распластавшись на одно мгновение в воздухе, перелетела через загородку и упала на колени.

Что же касается Лебара, то он, будучи довольно плохим мустангером, то есть не умея собственно хорошо бросать лассо, в то же время мастерски ездил верхом, и в тот момент, когда его лошадь падала, он ловко перепрыгнул через голову лошади и, стоя перед ней, спокойно смотрел, как несчастное животное, не будучи в силах подняться, повалилось, тяжело дыша, на бок.

Через минуту покрытый пеной и вконец измученный мустанг тяжело приподнялся с земли и, весь дрожа, стоял покорно перед всадником.

Черный Мустангер снял с лошади седло, и та, получив от него еще один удар хлыстом, медленно побрела к сбившемуся в кучу табуну.

— Какое счастье, что мои товарищи не приехали сюда в мое отсутствие, — проговорил он, глядя на удалявшуюся лошадь. — Если бы они видели, как быстро летел я сюда, они, наверное, разгадали бы мою тайну. Интересно, через сколько времени они узнают об исчезновении креола? Чтобы его черти взяли, этого глупого простофилю! Я просто убить его готов за те слова, которые он мне сказал тогда. Жаль только, что Тигровый Хвост не согласился покончить с ним сразу. К счастью, он меня не видел. Если вождь и отпустит его за хороший выкуп, он все равно никогда не узнает о моем участии. Я боюсь старика Магоффина, потому что только Эжен Дюпрэ и его сестра знают меня. Все остальные из Теннесси. Досадно только, что мои товарищи приняли в них участие. Что это значит, однако, что их нет так долго? Хотелось бы мне знать, что именно удерживает их у Магоффина?..