Сочинения в трех томах. Том 3 - [296]

Глава X ТИГРОВЫЙ ХВОСТ

Стук топоров, которыми рубили деревья, разбудил дремавшее эхо на берегах реки, орошавшей долину Кросс-Тимберс, где полковник Магоффин и его спутники с раннего утра и до поздней ночи работали не покладая рук и наскоро обтесывали бревна, необходимые для сооружения блокгауза.

В работе принимали участие все мужчины, за исключением Эжена Дюпрэ, не любившего тяжелого физического труда. В данную минуту он занимался чисткой охотничьего ружья, ведя в то же время шутливый разговор со своей двоюродной сестрой Теннесси.

Девушка в душе, видимо, вовсе не была недовольна присутствием двоюродного брата, хотя на словах она и упрекала его со смехом в том, что он только изображает из себя занятого человека, а на самом деле лодырничает.

— Вы кончите тем, что испортите ружейные стволы, Эжен, — сказала она. — Вы чистите их с самого завтрака, и если вы в самом деле хотите принести нам к обеду дикую индейку, вам давным-давно пора отправляться на охоту, мой друг.

Затем она обернулась к кузине и тем же веселым тоном сказала ей:

— Милая Луизиана, не можешь ли ты уговорить своего брата, который мне ужасно надоедает, оставить нас хоть на минуту в покое? Впрочем, если он не уйдет, я сама уйду и отправлюсь за цветами.

Эжен, как будто не слыша того, что говорила Теннесси, принялся внимательно осматривать свое ружье, но сколько ни старался, нигде не мог найти ни одной царапинки, ни одного пятнышка, которое могло бы послужить для него предлогом остаться еще немного в обществе девушек. Тогда он медленно, нехотя поднялся и, обращаясь к кузине, сказал:

— А я, Теннесси, не говорил бы вам ничего подобного даже и в том случае, если бы вы и в самом деле мне сильно надоели. Но вы, девушки, гораздо бессердечнее нас, вы в состоянии смеяться над человеком даже и тогда, когда видите, что ему тяжело, что он едва не умирает от горя у ваших ног.

Чуть заметная улыбка озарила на минуту бледное лицо Луизианны Дюпрэ.

— Не говори таких глупостей, Эжен, — сказала она затем умышленно строгим голосом. — У тебя нет никаких причин для того, чтобы умирать с горя. Будь умницей и, если хочешь доставить мне удовольствие, отправляйся-ка лучше на охоту.

— Я сейчас иду, сестричка. До свидания! Не сердись на меня, пожалуйста, не сердитесь и вы, Теннесси! Если я не принесу вам к обеду индейку, то позволяю вам говорить про меня, что я не умею стрелять.

Он поцеловал у нее руку и, весело насвистывая охотничью песенку, направился по берегу реки. Луизиана следила за ним печальным взглядом до тех пор, пока он не скрылся из глаз.

— Бедный Эжен! Он так добр и так любит меня! Только он один и остался у меня после того, как умерли мои отец и мать, а моего несчастного жениха…

Теннесси обняла кузину обеими руками и, прижимаясь к ней, взволнованным голосом сказала:

— Не говори так, голубушка Луиза!.. Старайся отгонять от себя эти печальные мысли! Мертвые счастливее нас, кто знает, что ждет нас здесь?.. Может быть, мы еще будем завидовать им!.. Не горюй же так, моя дорогая!

Луизиана вытерла слезы, выступившие у нее на глазах, и, целуя кузину, сказала:

— Ты мой лучший друг, Теннесси! Я знаю, что ты меня любишь и сама очень люблю тебя и знаю, что тебе тяжело видеть меня такой грустной и слушать мои слова… И знаешь, ты права, к чему вспоминать о прошлом, да еще о таком тяжелом?.. Оно миновало и его ни вернуть, ни изменить нельзя!.. Я хочу рассеяться.

С этими словами она встала и, обхватив рукой талию кузины, потащила ее гулять. Проходя через лагерь, они видели рабов, которые доканчивали обед, а вертевшиеся тут же детишки облизывали тарелки. Затем, пройдя немного дальше, они заметили в просвете между деревьями полковника и управляющего, который сплавлял по течению реки срубленные для постройки блокгауза деревья. В то время когда они были приблизительно метрах в ста от лагеря, Теннесси вдруг остановилась и вскрикнула.

Впереди, в нескольких шагах от них стоял, точно вынырнувший из-под земли, молодой индейский вождь в блестящем воинском наряде, но без оружия, держа в правой руке поднятую кверху трубку с длинным чубуком, украшенным перьями и стеклянными разноцветными бусами.

Дикарь неподвижно стоял на одном месте, впиваясь своими сверкавшими, как раскаленный уголь, глазами в голубые глаза Теннесси Магоффин, в которой выражение лица индейского воина вызвало чувство ужаса, хоть в эту минуту она и не могла бы сказать, почему так сильно испугалась его.

Когда прошли первые минуты удивления и страха, девушки стали рассматривать краснокожего. Его нельзя было бы назвать некрасивым, но в нем не было ничего и отталкивающего. С точки зрения краснокожих, его, наоборот, можно было бы назвать даже очень красивым: он был высокого роста, стройный и сильный, глаза у него были выразительные, а волосы он носил очень длинные. Одет он был по последней моде, опять-таки с точки зрения краснокожего. Вместо плохо выдубленной буйволовой кожи на нем была перекинутая через плечо тигровая кожа, обшитая, точно бахромой, хвостами убитых им тигров, в награду за что ему и было дано его соплеменниками громкое прозвище Тигровый Хвост.