Сочинения в трех томах. Том 3 - [213]

Сняв шляпу, он с деланной изысканной вежливостью отвесил своей собеседнице низкий поклон. Затем, круто повернувшись на каблуках, подбоченясь и насвистывая какую-то песенку, он быстрыми шагами удалился.

Оставшись одна в темноте ночи и во мраке своего отчаяния, Вега закрыла руками свое искаженное горестью лицо и горько зарыдала. В ту же минуту ее плечи обхватили две нежные, теплые и мягкие женские руки и милый, ласковый голос проговорил:

— Не плачь, моя милая Вегочка. Ты держала себя молодцом с этим франтом, и больше он к тебе не решится приставать. А я скажу тебе кое-что, после чего ты не захочешь больше плакать, а будешь радоваться. Пойдем со мной. Мы обойдем дом с задней стороны, где никого нет, и я дорогой все скажу тебе.

В то время когда сестры, нежно обнявшись, пошли по одной дорожке, чтобы задним ходом незаметно пробраться в одну из своих комнат, сэр Ричард отправился отыскивать Юстеса Тревора. Отыскав юношу в каком-то темном углу опустевшей бальной залы, где один за другим угасали огни, он утешил и его точно так же, как утешала Сабрина свою сестру. Горевавшая перед тем парочка стала ликующей, а ликовавшая — кипела теперь всеми муками действительно отвергнутой любви.

Таким образом, вся эта мучительная игра, к удовольствию одних и огорчению других, была наконец раскрыта.

Глава XXI СДАЧА БРИСТОЛЯ

Около сотни всадников, мчавшихся во весь опор, но не в стройном боевом порядке, а в полном разброде, — всадников в рваных мундирах и помятых доспехах, пробитых пулями шлемах на головах, — некоторые, впрочем, и без всякого головного прикрытия, в разодранных, покрытых кровью кольчугах, в грязных сапогах, неумытые, облепленные потом и пылью, — вот все, что осталось от армии «Вильяма Победителя».

Эти остатки конницы Гессельрига, так называемых «лобстеров», бежали из-под Раундвэй-Дауна. Рыцарски храбрый, но беспечный и слишком доверчивый Уоллер вступил в бой с более сильным противником под предводительством Байрона и Виль-мота и был разбит наголову.

Это было заключением целой серии кровавых схваток с маркизом Гертфордским и принцем Морисом, начавшихся в покрытой мелкой растительностью долине между Тогскими и Фринольскими холмами и вскоре перешедших в жаркий бой, какого не помнили даже самые старые ветераны. После нового сражения на соседних высотах Ленсдауна, в котором перевес остался на стороне роялистов, оба войска снова сошлись на высоком горном плато при Раундвэй-Дауне, где и произошло окончательное поражение Уоллера.

Особенно пострадали кирасиры Гессельрига. Ряды их во многих местах были прорваны, у многих погибли лошади, и они оказались совершенно беспомощными в своем тяжелом вооружении. Целыми толпами они скатывались в глубокие пропасти, которыми была изрыта скалистая возвышенность. Из блестящего отряда в пятьсот человек, лишь за несколько дней перед тем так гордо выступавшего из ворот Бристоля, уцелела едва пятая часть и спасла свою жизнь в беспорядочном бегстве. Во главе этого разбитого отряда находился и сам Уоллер, не раз раненый и почти истекающий кровью.

Несмотря на страшное поражение, никто из этой горстки храбрецов не выказывал и признака душевной слабости. Свежая кровь, покрывавшая и их самих, и их доспехи, еще красневшаяся на их оружии и на лошадях, — все это доказывало, что они стойко бились до тех пор, пока не убедились в полной бесцельности дальнейшего сопротивления. Они даже не стыдились своего бегства, сознавая, что отступили только перед силою, намного превосходившею их собственную. Осуждать их было нельзя, и они знали это. Они спасались как загнанные львы, а не как трусливые гиены, которых может испугать и ребенок с палкою в руках.

Утро только что забрезжило, когда перед бегущими открылся вид бристольских башен, радовавший их взоры и обещавший им безопасность и отдых. В отдыхе они нуждались, пожалуй, даже больше, чем в безопасном убежище. Несколько дней и ночей подряд эти доблестные воины не покидали седел, поэтому были сильно истомлены усталостью, голодом и жаждою. И лошади едва держались на ногах и часто спотыкались, но, понукаемые всадниками, снова со свойственной им добросовестностью напрягали последние силы, чтобы выручить своих хозяев.

Но какое печальное зрелище они должны были представлять сами для тех тысяч людей, которые смотрели на них с городских стен, валов, башен и бастионов! Первым увидел их часовой на сторожевой башне Замка, когда светлеющее небо дало ему возможность различать предметы на расстоянии. Потом они были замечены другими часовыми, стоявшими на башнях по обеим сторонам крепостных ворот, и данные всеми этими часовыми сигналы тревоги быстро были повторены по всей крепости. Загудели колокола, раздались резкие металлические звуки медных труб, зарокотали барабаны, и весь этот гул вскоре перенесся на улицы города, заставляя мирно спавших граждан с испугом вскакивать с теплых постелей.

Когда летнее солнце начало подниматься над горизонтом, все многочисленное население Бристоля было уже на ногах и высыпало на улицы. Мужчины с криками и гамом неслись к городским стенам, а женщины с плачем взбирались на первую попавшуюся возвышенность и оттуда с беспокойством и ужасом старались разглядеть и понять, что случилось. Но вот наконец все увидели длинный ряд сверкающих оружием всадников, медленно приближавшихся к городским воротам. В некотором расстоянии от города потерпевший отряд привел себя мало-мальски в порядок и умерил шаг.