Сочинения в трех томах. Том 1 - [8]

— Да, похоже на то. Но если это так, то как же его могут выбрать?

— Ну, здесь никто друг друга не знает а он превосходный фехтовальщик, как, впрочем, и все креолы. Он продемонстрировал уже здесь свое искусство и произвел большое впечатление. Кстати, ведь вы, кажется, тоже не промах по части рапир? Кем вы собираетесь быть у нас?

— Капитаном, — ответил я.

— Отлично! Я кандидат в старшие лейтенанты, так что мы с вами не соперники. Давайте заключим союз.

— От всего сердца.

— Вы пришли сюда вон с тем бородатым охотником… Он вам друг?

— Друг.

— Ну, так могу сообщить вам, что он здесь всё. Глядите, он уже начал!

В самом деле, Линкольн разговаривал с несколькими молодцами в кожаных штанах. В них не трудно было узнать охотников. Вдруг все они рассыпались по зале и вступили в разговоры с людьми, которых за минуту не удостаивали вниманием.

— Собирают голоса, — пояснил Клейли.

В это время Линкольн, проходя мимо, шепнул мне на ухо:

— Капитан, намотайте на ус: все эти ребята очень славные малые. Вам надо подружиться с ними, а кстати и выпить. Это — самое главное.

— Хорошо сказано, — усмехнулся Клейли. — Но если бы вам удалось победить вашего соперника в фехтовании, то дело было бы в шляпе. Черт возьми! Я думаю, Галлер, вы способны на такой подвиг.

— Я и сам решил попробовать.

— Но только не сейчас, а за несколько часов до выборов.

— Вы совершенно правы. Действительно, лучше повременить. Принимаю ваш совет, а пока что последуем совету Линкольна: «сойдемся и выпьем».

— Ха-ха-ха, — разразился веселым смехом Клейли. — Сюда, ребята! — крикнул он, обращаясь к группе добровольцев, очевидно томившихся жаждой… — Пойдем опрокинем по рюмочке. Вот, позвольте представить вам капитана Галлера…

В следующий момент я уже пожимал руки довольно потрепанным джентльменам, а еще через минуту все мы чокались и болтали с фамильярностью, словно были друзьями с самого детства.

В следующие три дня запись добровольцев продолжалась, а одновременно развертывалась и предвыборная кампания. На четвертый день вечером были назначены выборы.

Между тем моя антипатия к сопернику все возрастала по мере того, как я ближе знакомился с ним, и, как часто бывает в подобных случаях, антипатия эта оказалась взаимной.

За несколько часов до голосования мы стояли друг против друга с рапирами в руках, с трудом подавляя обоюдную неприязнь. Враждебность эта была замечена и зрителями, которые окружили нас тесным кольцом и с нетерпением ждали схватки: исход ее, как понимали все, предрешал исход выборов.

В арсенальном зале имелось много оружия. Мы сами выбрали себе по рапире. Одна из лежавших здесь рапир была без наконечника и достаточно остра, чтобы в руках раздраженного человека представлять собою опасное оружие. Я заметил, что мой противник взял именно эту рапиру.

— Ваша рапира не в порядке, — сказал я ему. — У нее нет наконечника.

— Ах, простите! — ответил он по-французски. — Я не заметил.

— Странный недосмотр, — с многозначительным взглядом шепнул Клейли.

Француз отбросил рапиру и взял другую.

— Не угодно ли вам выбрать, сэр? — спросил я.

— Нет, благодарю. Эта вполне хороша.

В это время к нам подошли все бывшие в зале. Добровольцы, затаив дыхание, ждали схватки. Мы стояли лицом к лицу и были похожи не на любителей, задумавших посостязаться в фехтовальном искусстве, а на двух врагов, сошедшихся на смертный бой. Противник мой был опытным фехтовальщиком: это выяснилось, как только он принял исходную позицию. Что касается меня, то в студенческие годы фехтование было моим коньком. На протяжении нескольких лет я не знал себе соперников в этом искусстве. Но с тех пор прошло много времени, и я успел потерять технические навыки.

Мы начали схватку очень неуверенно. Оба были возбуждены, и первые удары наносились и отражались не слишком ловко. Но вскоре обоих нас охватил гнев, и искры посыпались от клинков. В течение нескольких минут исход был сомнителен, но я с каждой секундой становился все спокойнее, а мой противник все больше раздражался при каждом моем удачном выпаде. Наконец мне удалось коснуться его щеки. Громкие крики приветствовали мою удачу, и я расслышал голос Линкольна:

— Хорошо, капитан! Да здравствуют горцы!

Француз окончательно вышел из себя и стал драться еще отчаяннее прежнего, так что мне было нетрудно повторить свой выпад. На этот раз удар был неплохой, а после еще нескольких выпадов я попал в противника в третий раз, причем оцарапал его до крови. Зрители кричали от восторга. Француз не скрывал бешенства. Схватив рапиру обеими руками, он с бранью сломал ее о колено, а затем, пробормотав что-то невнятное на счет «другого случая» и «более серьезного оружия», вмешался в толпу и выскользнул из залы.

Через два часа после этого я стал капитаном. Клейли был избран старшим лейтенантом. Спустя неделю вся рота была официально принята в состав армии Соединенных Штатов, как особый отряд «вольных стрелков». Тогда же нам выдали вооружение и обмундирование. 26 января 1847 года корабль понес нас по синим водам к берегам Мексики.

Глава IV НА ОСТРОВЕ ЛОБОС

Нам было приказано плыть на остров Лобос (в ста километрах от Вера-Круц) с заходом в Брасос — Сант-Яго. Вскоре мы уже были на месте. Здесь мы должны были устроить учебный лагерь. На остров одновременно высадились другие отряды; солдаты были немедленно посланы на рубку леса, и через несколько часов зеленая чаща исчезла с лица земли, а на ее месте появились белые пирамиды палаток под развевающимися флагами. На восходе солнца Лобос представлял собой остров, густо заросший изумрудно-зеленым тропическим лесом. Как изменился он в один-единственный день! Когда взошла луна, лучи ее осветили не зеленый остров, а целый военный городок, как бы вынырнувший из моря. А в море стоял на якоре военный флот…