Сочинения в трех томах. Том 1 - [20]

В больших вазах глазированного фаянса росли редкие экзотические растения, своей роскошной расцветкой увеличивавшие общую красоту вида.

Кристальный фонтан бил почти на десять метров в высоту и, опадая дождем радужных брызг, стекал ручейком по заросшему кувшинками и другими водяными растениями ложу, затем терялся в рощице величественных смоковниц. Питаясь обильно орошенной землей, эти смоковницы далеко и широко простирали свои ветви…

Людей не было. Казалось, этот роскошный тропический уголок был населен одними птицами. Павлин и пава торжественно выступали по траве, гордясь своим великолепным радужным оперением. У фонтана торчал высокий фламинго, чей красный цвет резко выделялся на фоне крупных зеленых листьев кувшинок. Певчие птицы щебетали на всех деревьях и в кустах. Пересмешник, взобравшись на самую высокую ветку, подражал монотонному крику попугая. Перцеяды перелетали с дерева на дерево или купались под брызгами фонтана, а колибри сидели на листьях ароматных цветов или, подобно играющим солнечным лучам, носились над газоном.

Напрасно обшаривал я глазами весь сад — людей не было… Но вдруг из рощи смоковниц до меня донесся серебристый женский голос. Взрыв веселого и звонкого хохота. Потом — ответный смех, несколько коротких восклицаний, плеск воды, разбрызгиваемой легкою рукой…

Сердце мое забилось. Первым моим движением было броситься вперед, и я, не теряя ни минуты, перескочил жасминную изгородь. Но в следующий момент я резко остановился, боясь наткнуться на то, чего не полагалось видеть…

Я собирался вернуться назад и уже занес было ногу, чтобы перешагнуть изгородь, когда к серебристому смеху присоединился низкий, мужской голос:

— Anda! Anda! hace mucho caloo! Vamos a volver. (Скорей, скорей! Становится жарко! Пора вернуться.)

— Ah, no, Pepe! Un ratito neas. (Ах, нет, Пепе! Еще немножко!)

— Vayo, carambo! (Ну, скорей, каррамбо!)

И снова — звонкий смех, хлопанье в ладоши, радостные вскрики.

«Ну, что ж, — подумал я, возвращаясь на газон. — Раз там и без меня есть мужчина, было б глупо отступать…»

И я подошел к роще смоковниц, заслонявшей от меня людей, чьи голоса я слышал.

— Lupe! Lupe! Mira, que bonito! (Аюпе, Люпе, погляди, какая прелесть!)

— Ah, pobrecito! Echalo, Luz! Echalo! (Ax, бедняжка! Пусти ее, Люс! Пусти!)

— Voy luego. (Сейчас.)

Я нагнулся и осторожно раздвинул крупные шелковистые листья. Очаровательное зрелище представилось моим глазам.

Я увидел круглый бассейн, диаметром в несколько сажен, со всех сторон окруженный высокими смоковницами, чьи гигантские горизонтальные листья прикрывали его от солнечных лучей.

Вокруг бассейна шел невысокий фарфоровый барьер с желто-зеленым орнаментом.

Посредине била и пенилась сильная струя воды. Преломляясь в ней, золотые рыбки, плававшие в бассейне, казались бесчисленными.

Несколько дальше из бассейна вытекал ручей, весь в водяных лилиях. Высокая, гибкая шея лебедя белела на фоне плавучих листьев.

Другой лебедь, самец, стоял на берегу, чистя клювом свои белоснежные перья.

А в бассейне плескались две прелестные девушки в зеленых туниках без рукавов, с поясками. Вода доходила им до талии и была так прозрачна, что я ясно различал на дне маленькие ножки купальщиц.

Их пышные волосы свободно ниспадали на плечи. Девушки были очень похожи друг на друга — обе высокие, грациозные и стройные.

Черты лица были тоже очень сходны. Всякий сразу понял бы, что это сестры, хотя по цвету кожи они и отличались друг от друга. Словно более темная кровь струилась в жилах одной из них, просвечивая сквозь нежную кожу и придавая ей оливковый оттенок. Волосы были черны, как смоль, а еле заметный темный пушок над верхней губой подчеркивал ослепительную белизну зубов. Большие черные миндалевидные глаза, казалось, глядели не на вещи, а сквозь них. Весь облик этой девушки невольно напоминал мавританскую Испанию. Она явно была старшей из двух купальщиц.

Вторая представляла совсем иной тип. То была блондинка с золотыми волосами. Большие, широко открытые голубые глаза, длинные и пышные волосы, кожа не такая шелковистая, как у сестры, но нежная, с очаровательным румянцем. Под лучами солнца руки этой девушки казались такими же бескровными и прозрачными, как и крохотная золотая рыбка, судорожно бившаяся в ее пальцах.

— Ah! que Barbara! Pobrecito-ito-ito! (Ax какая ты жестокая! Бедная рыбка!)

— Со meremos.(Мы ее съедим.)

— Ah!., no, echalo, Luz, о tirare la agua en suos о jos! (Ax!.. Нет, пусти ее, Люс, или я тебе забрызгаю глаза.) — И девушка нагнулась к воде, как бы собираясь исполнить угрозу.

— Ya! No! (Ах так! Ну нет!) — решительно отвечала Люс.

— Guanda te! (Берегись!)

И темноволосая девушка, зачерпнув ладонями воду, обрызгала сестру. Та сейчас же выронила рыбку и ответила тем же.

Разгорелась веселая и оживленная потасовка. Радужные брызги летали над головами девушек, скатываясь по прядям блестящих волос, и обдавали лебедя…

Но тут мое внимание было отвлечено хриплым голосом. Оглянувшись, я увидел толстую негритянку, которая лежала под деревом и, опершись на руку, со смехом глядела на сражавшихся…

Ее-то голос я и принял за мужской…