Сочинения в двух томах. Том 2. Звезды Эгера - [3]

- Гораздо сильнее.

- Но пусть Эгер не так укреплен, зато его будет защищать вся Верхняя Венгрия.

Господин Тамаш Балог кисло улыбнулся.

- Скажите, а есть у вас какой-нибудь портрет вашего супруга, господина лейтенанта?

- Конечно, есть, - ответила Эва. - В прошлом году написал немецкий художник.

- Не будете ли вы так любезны, ваша милость, показать мне портрет? Я много доброго слышал о витязе Борнемиссе. Хотелось бы посмотреть на него.

- Разве вы не знакомы? - удивленно спросила Эва.

- Когда-то были знакомы, да уж давно не встречались.

Хозяйка ввела гостя в комнату. Там стоял полумрак и приятно пахло лавандой. Эва отворила ставни. Видно было, что это гостиная. На полу - турецкие ковры. У стены - диван, покрытый медвежьей шкурой. Возле окна - конторка и книжный шкаф, а в нем не меньше сотни книг в кожаных переплетах. На стене - портреты. Портрет старика Цецеи в шлеме, писанный в ту пору, когда у него волосы были еще черные; портрет косоглазой жены Цецеи в шали, расшитой золотом. Потом пожелтевшее изображение Христа в ореховой раме; дальше - шаловливое личико девушки, очень похожей на хозяйку дома, и рядом портрет Гергея Борнемиссы. Тонкие черты смуглого, как у цыгана, лица. Большие глаза светятся умом и юношеским задором. Усы подкручены, подбородок окаймлен круглой, мягкой бородкой. Волосы отпущены до плеч.

С интересом разглядывая портрет, Тамаш Балог кивал головой.

- Бравый, красивый мужчина! Сколько же ему лет?

- Двадцать шесть.

- И у вас такой большой сын?

- Мы уже восемь лет женаты, - с улыбкой ответила молодая женщина. - Совсем еще детьми поженились.

Господин Тамаш снова взглянул на портрет.

- А правда, что господин витязь бывал в Константинополе?

- Конечно, правда. Я тоже была с ним.

- Есть у меня знакомый турок, он рассказывал о нем. Мэндэ-бей. Огромный такой мужчина. Ваш супруг оказал ему однажды большую любезность.

- Мэндэ-бей? Никогда не слышала этого имени.

- Может быть, ваш супруг поминал Хайвана? Прежде этого турка звали Хайваном.

Эва улыбнулась.

- Хайван? Как же не знать? Я тоже видела его.

Тамаш Балог еще раз устремил взгляд на портрет, долго смотрел на него, насупившись и молча кивая головой, словно прощался с ним. Потом поклонился и, пятясь назад, вышел.

Снова в сердце Эвы зашевелилось тягостное чувство. Такое же, как в ту минуту, когда Тамаш Балог прикоснулся к ее ребенку. Тем не менее она проводила гостя до самой лестницы веранды.

Он шел все время по правую руку от нее. Так идут обычно крестьяне. На прощанье отвесил глубокий поклон, что свидетельствовало о благородных манерах. Из дверей вышел пятясь - на турецкий лад.

Эву что-то беспокоило, но она стала корить себя за это: «Нехорошо думать дурно о несчастном! Он одноглазый, потому и взгляд у него какой-то змеиный».

Она снова села за шитье и запела, чтобы отогнать тревогу. В саду пела служанка - Эва подхватила ту же песню. Потом проворными пальчиками начала пришивать пуговицы к вишневому шелковому костюму. В одном месте распоролся шов. Она стала искать красные шелковые нитки.

Но посетитель все не выходил у нее из головы.

«Кто этот человек? - размышляла она, опустив шитье на колени. - О кольце спрашивал, рассматривал портрет… Упоминал о Хайване… Ушел на турецкий манер… Кто этот человек?…»

Побледнев, она смотрела невидящим взглядом на запертые ворота, силясь что-то вспомнить. Теперь уже и лицо пришельца показалось ей знакомым. Но где же она видела его? Потом пришла в голову мысль о кольце. Гергей сказал, что возьмет кольцо с собой. Сказал шутя и сунул в карман будничной поддевки. Взял ли он эту поддевку с собой?

Она поспешно подошла к сундуку. Раскидала, разбросала всю одежду. Поддевка здесь. Дотронулась до кармана - и нащупала что-то твердое. Кольцо! Кольцо! И даже не завернуто в бумажку.

И вдруг, словно молния, прорезавшая тучу, в голове ее мелькнуло имя. Она ударила себя по лбу: Юмурджак!

Тут как раз вернулась из сада служанка. Видит, что хозяйка лежит у сундука среди раскиданных платьев, в лице ни кровинки, глаза обведены темными кругами.

- Ваша милость!

Нет ответа.

Служанка озирается, вбегает в другую комнату. Грабитель, что ли, здесь побывал? Ведь только в прошлую субботу среди бела дня ограбили прянишника Боту. Грабителей до сих пор не нашли.

Схватив флакон с уксусом, служанка трет хозяйке виски, подносит ей к носу флакон.

- Муж мой в опасности! - вот первые слова, которые вырвались из уст Эвы, лишь только к ней вернулось дыхание. - Где мальчик? Ах да, я отпустила его. Луца, скорей дай мне плащ! Пойдем за Янчи!

- Но, ваша милость, куда вы? Ведь вы так больны…

- Я не больна. Идем!

А на самой лица нет, бледна как покойница. Поднялась на ноги и, в чем была, поспешно вышла за ворота.

От ощущения опасности напряглись все ее мышцы. Она понеслась прямо к церкви.

По улицам сновали люди, приехавшие на ярмарку. На площади среди телег, коров, привязанных за ногу, прихрамывающих свиней и всякой другой скотины ходили крестьяне, нагруженные бочонками и кадушками. Стоял обычный на ярмарке гомон, носились облака пыли, и пахло луком.

Служанка догнала Эву только возле церкви и накинула на нее плащ.