Сочинения в двух томах. Том 1 - [116]

До последнего времени Джесси не сознавала в себе никаких сердечных волнений и, вероятно, по-детски рассмеялась бы, если бы кто-нибудь заподозрил ее в том, что романисты называют «страстной любовью». Во всяком случае, месяца три тому назад она, наверное, рассмеялась бы. Согласно распространенной в Нью-Йорке теории, она рассчитывала долиной брака достичь солнечных высот, блестящего положения в высшем свете, веселой жизни, невыразимой услады пэрской короны и тому подобных блаженств. Любовь же, утверждает эта теория, существует только для кухарок и героинь романов, а у Джесси не было ни одной подруги, которая могла бы научить ее смотреть иначе на это чувство. И потому, когда ее брак с лордом Истреем был решен, она согласилась на него с детской уверенностью, что это суждено судьбой, и брак нужен, даже необходим для ее счастья. Все друзья так радовались этому браку, так завидовали, так много говорили о ее необыкновенном счастье, о всех тех новых радостях и наслаждениях, какие принесет ей этот брак, что она действительно поверила им. Мало того, даже газеты в течение целой недели только и занимались, что ею и ее нареченным женихом, помещали портреты помолвленных, превозносили знатность рода и высокое положение жениха, восхваляли невесту…

Но в этом душистом венке были и свои тернии. В некоторых газетных статьях проскользнули и такого рода выражения, как: «Бернард Голдинг купил для своей дочери по дешевой цене баронета Истрея»; «Хромой банкрот быстро оправится, приобретя в Америке золотые костыли, но вряд ли старый ловелас помолодеет, приобретя молодую жену», или: «Старая аристократия гибнет благодаря молодым танцовщицам и бодрится благодаря богатым женам». Эти вещи, конечно, на мгновение обижали ее, но она очень скоро забывала о них, и перспектива первенствующей роли в высшем английском обществе невольно пленяла и забавляла ее даже и теперь. И ради чего стала бы она отказываться от всего этого? — спрашивала она себя. Только где-то в глубине души какой-то новый, незнакомый голос отвечал ей: «Ради того человека, который спас тебе жизнь, рискуя своей собственной жизнью». Но в то же время другой голос шептал ей: «Да, но он действовал из себялюбивых побуждений. Затем, если бы он не спас тебя, ты была бы спасена вместе с твоей теткой и другими». Наряду с этим она начинала рассуждать так: «Если бы в жизни Мюрри Веста не было ничего предосудительного, то он, наверное, рассказал бы ей больше о себе».

Как большинство молоденьких девушек в Англии, Джесси лишь изредка проглядывала английские газеты, а если проглядывала, то весьма невнимательно, потому ей было совершенно неизвестно, что в последнее время имя Мюрри Веста начало приобретать известность, что о нем много говорили и много занимались им в лондонском обществе. Она даже ничего не знала о его материальных условиях и об истинных условиях его жизни и деятельности и боялась, чтобы, узнав все это, ей не пришлось разочароваться. Затем она начинала возмущаться своим собственным положением нареченной невесты, ожидающей своего жениха, который до сих пор даже не написал ни строчки, чтобы приветствовать ее; что она любила не его, а другого, почти незнакомого человека, который не решался просить ее любви. Не забавно ли было все это?

С такими мыслями ожидала Джесси свою приятельницу Нолли Баринг, молодую американку, вышедшую замуж за англичанина года четыре назад.

Проходя по вестибюлю, Джесси спросила, не было ли для нее телеграммы от лорда Истрея и, получив отрицательный ответ, испытала болезненный стыд, вызвавший с ее стороны решение не справляться более о телеграммах и совершенно перестать ожидать их и думать о них. Но едва только ее увидела Нолли Баринг, как первый вопрос ее между звонкими поцелуями был:

— Что же, дорогая Джесси, есть от него письма? Телеграммы? Узнала ты что-нибудь о нем?

— Ах, не спрашивай, мне даже надоело думать об этом! — отвечала Джесси и, взяв под руку свою приятельницу, направилась вместе с нею в ресторан отеля, где они и расположились у одного из отдельных маленьких столиков на балконе.

— Итак, твой отец приезжает завтра, Джесси, — продолжала молодая женщина. — Это, во всяком случае, приятная для тебя новость, не правда ли?

— О, да! — воскликнула Джесси, подавляя вздох. — Конечно, я очень, очень рада… Но он думает, что я теперь с Джеральдом, и потому не тревожится обо мне. Воображаю, что сказал бы отец, если бы я написала ему обо всем! Вообрази, ни слова от жениха, ни слова от других… точно на каком-нибудь необитаемом острове! Прямо-таки как в комедии. Я так и сказала Джеральду, когда писала ему вчера!

— А, так ты вчера писала ему?

— Да, писала и затем разорвала. Я всегда люблю изложить письменно то, что думаю и чувствую, это меня успокаивает. Я вчера сказала Джеральду все, что я думаю о нем. О, ты еще не знаешь меня, какова я бываю, когда дело идет неладно! Мне всегда кажется, как будто я должна сделать что-то ужасное, закричать, или расплакаться, или сделать больно себе или кому-нибудь другому, словом, сорвать как-нибудь свой гнев, тогда я делаюсь снова безмятежно спокойна, как ангелы на небесах!