Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [50]

Иоанн. Ты прав. В самом деле, если не существует возможность бытия, то ничто не существует. А если она есть, то все, что есть, существует в ней, и за ее пределами нет ничего. Следовательно, все, что произошло, по необходимости существовало в ней от века. Ведь то, что произошло, всегда было в возможности бытия, без которой не произошло ничего. Ясно, что возможность-бытие есть все и все обнимает, поскольку иным образом не может ни существовать, ни возникать ничего, что в ней не заключалось бы. В ней, стало быть, все существует, и движется, и есть то, что оно есть, чем бы оно ни было. Но как ты понимаешь, что восходящий должен стать выше себя самого?

Бернард. На основании того, что это не достигается никакой степенью познания. Именно, чувство не достигает ничего, кроме количественного; так же и воображение. То же, что просто, что не может быть больше или меньше, чего нельзя разделить или удвоить, — то не достигается никаким чувством и даже самой утонченной фантазией. И самый возвышенный интеллект не может постичь бесконечное, неограниченное и единое, которое есть все и в котором нет различия противоположности. Интеллект понимает только тогда, когда он уподобляет себя понимаемому, поскольку понимать — значит уподобляться понимаемому и самим собою, то есть в интеллекте, измерять его. Но это невозможно в отношении сущего тем, что может быть, Так, оно, например, неизмеримо, раз не может быть большим. Так как же его может постичь интеллект, который никогда не бывает настолько велик, чтобы не быть в состоянии стать еще больше?

Иоанн. Глубже, нежели я полагал, ты проник в слова нашего отца. И твое последнее соображение убеждает меня, что восходящий должен оставить все и превзойти собственный интеллект, так как бесконечная сила не может быть постигнута силой ограниченной.

Кардинал. Меня радуют ваши успехи, а также то, что я говорил с людьми, которые в меру их понимания умеют оценить сказанное.

Бернард. Хотя я твердо убежден, что из сказанного выше во все дни моей жизни можно будет извлекать пищу для размышления, развивать его в ряде изложений и всегда добиваться успеха, все же теперь нам бы лучше руководствоваться каким-нибудь чувственным представлением — в особенности относительно того, каким образом вечное есть все сразу и как в «теперь» присутствует целокупность вечности, — чтобы затем, отбросив представление, вознестись от него превыше всего чувственного.

Кардинал. Постараюсь. Я возьму в качестве примера всем нам на деле известную детскую игру в волчок. Мальчик запускает волчок и, запуская, в то же время удерживает при помощи обвитой вокруг волчка веревки. И чем больше сила руки, тем быстрее вращается волчок, так что кажется, когда он находится в наибольшем движении, что он стоит и покоится; и дети тогда говорят, что волчок успокоился. Итак, опишем круг BC, который вращается над A, наподобие верхнего круга волчка. И пусть другой круг — E — будет закреплен. Разве не представляется, что подвижный круг тем меньше движется, чем быстрее вращается?

Бернард. Конечно, представляется, и это мы видели детьми.

Кардинал. Тогда допустим, что возможность находиться в движении присутствует в круге в смысле действительности, то есть что он действительно движется столь быстро, сколь это возможно; разве в таком случае он не покоился бы совершенно?

Бернард. Из-за такой стремительной скорости нельзя было бы заметить никакой последовательности движений, так что без этой последовательности нельзя было бы воспринять и движения.

Иоанн. Когда движение достигло бы предельной скорости, то точки B и C оказались бы в один и тот же момент времени против пункта D неподвижного круга, причем одна точка, например B, не опережала бы по времени C, — в этом случае движение не было бы наибольшим и бесконечным, — и тем не менее это было бы не движение, но покой, поскольку ни в какой момент времени эти точки не были бы удалены от неподвижной D.

Кардинал. Ты прав, отец. Это наибольшее движение было бы в то же время и наименьшим, и — никаким.

Бернард. По необходимости представляется, что это так.

Кардинал. Но не получалось бы в таком случае, что противоположные друг другу точки B и C были бы всегда как вместе с D, так всегда и вместе с точкой, которая ей противоположна, то есть с Е?

Иоанн. Несомненно.

Кардинал. Но не так же ли и со всеми промежуточными точками круга BC?

Иоанн. Так же.

Кардинал. Следовательно, круг, хотя бы он и был наибольшим, в каждый момент времени совпадал бы с точкой D, хотя бы точка D и была наименьшей. И не только с точкой D и E, но и со всякой точкой круга DE.

Иоанн. Так бы это и было.

Кардинал. Итак, ограничимся тем, что с помощью данного представления мы образно можем до некоторой степени видеть-если круг BC будет у нас вечностью, а другой, DE, — временем, — что нет противоречия в утверждениях: «Вечность сразу и целиком присутствует в любой точке времени»; «Бог — начало и конец — сразу и целиком присутствует во всем» — и других такого же рода.

Бернард. Кроме того, я усматриваю еще одно весьма значительное обстоятельство.

Иоанн. Какое это?

Бернард. В Боге наши здешние расстояния ни в коем случае не являются расстояниями. Так, точки