Сочинения. Том 1. Жатва жертв - [8]

Директор поднятой рукой остановил ругань.

— Я не допущу скандала у себя в ресторане. А вам поменяют порцию…

…Генка с Николаем Ефимовичем вышли из «Универсаля». Улицы стали пустынные, а мороз сильнее. После окончания смены с официанткой Баранниковой будет разговаривать директор.

— Геннадий, ты был прав: нам надо было бы уйти раньше.

Генка чуть не выкрикнул: «Что же вы — копуша!» Мать всех Баранниковых называла копушами.

И мужчина, и мальчик чувствовали себя виноватыми и униженными — суп у них был действительно гуще, а главное: они не сумели защитить женщину, старающуюся спасающую их, — двоих мужчин.

Из ночного разговора матери с отчимом Генка узнал: ее уволили.

Уволили потому, что на нее написана жалоба, потому, что после такой жалобы сейчас могут расстрелять, потому, что на службу приходит в нестираном переднике, потому что через неделю ресторан все равно будет закрыт. Расстреляют и скандалиста: директор сказал, что заявит, куда следует, а там не любят тех, кто поднимает шум. Таких они убирают.

ВИЗИТ ИНЖЕНЕРА БАРАННИКОВА

Квартира, по-видимому, пуста, решил Николай Баранников, поэтому напрасно пытается пяткой валенка посильнее стукнуть в дверь. Жаль, если придется возвращаться домой, ничего не узнав.

…Утром просыпался и снова задремывал — не нужно бояться, что проспишь на работу, а в дороге на завод застрянешь в каком-нибудь бомбоубежище на часы, ожидая отбоя тревоги. Второй день умилялся возможности лежать утром в постели, растворяться в свободе от страхов и обязательств.

У него освобождение от работы: ослаб, аритмичный и повышенный пульс, дистрофический понос.

Но сегодня растормошила мысль: надо навестить друга — и друг у тебя один, и лучшей возможности увидеться, может случиться, уже не будет. А понос, кажется, уже прошел.

Они не виделись с конца лета. Кто тогда мог предвидеть наступление событий, ни на что не похожих и никого не минующих! Что с ним?.. Мысленный разговор с Вадимом Николай начал, как стал одеваться в дорогу.

«Эту зиму, Вадим, мало кто переживет. В цехе по утрам мы глазами пересчитываем друг друга, как табельщики преисподней. Нас удивляет не то, что человек умер, а то, что сами мы еще живы. Я благодарен судьбе — у меня есть Варвара. Она не жалуется и не спрашивает, что же с нами будет дальше?.. Смотрю на нее утром — и на что-то надеюсь, увижу после работы — и оправдан весь день. Если бы она сказала: „Какой ты мужчина! Ты не на что не годен!“ — я не протянул бы и недели. Я виноват, что не могу найти выход. Но у меня нет сил даже погладить ее по плечу. Выпью чай и отправлюсь к тебе. Хотел навестить тебя с Варварой, но она собралась кое-что постирать. В нашем аду, в котором не поджаривают, а замораживают, она еще помнит о чистоте…»

…Тяжелая дверь отзывается глухо. Но Николай чувствует, что в квартире кто-то есть. Сквозь дверную щель курится тепло, как дыхание человека. «Вадим, послушай! Это я, Николай!.. Николай Ба-ран-ни-ков».

Послышался осторожный отзыв:

— Кто там? Что вам надо? — Без сомнения, это был голос Вадима.

Николай несколько раз повторяет свое имя. Но друг переспрашивает, не узнает его. «Очень жаль, Вадим. Очень жаль!»

Николай уверен, Вадим узнал его, но дверь решил не открывать. В головах произошли такие смещения, что лишь немногому из прежней жизни люди продолжают доверять. Жаль трудов на дорогу, жаль потерянного друга. Николай натянул шапку на голову поглубже, поискал вторую перчатку. Вдруг дверь отворилась:

— Ник!

— Да, Вадим. Ты не узнавал меня? И не ожидал, конечно…

Вадим втянул друга в квартиру, сделал знак, что лишний шум не нужен. Закрыл на засовы дверь.

В прихожую свет проникал через застекленную дверь в большую комнату, где когда-то — а, в общем, не так уж и давно — стелили на стол ватман, рисовали эскизы, обсуждали идеи. Прямо за окном по вечерам горела неоновая реклама: «Пейте Полюстрово — минеральную лечебную воду!» Они добавляли, когда пировали после защиты проекта: «И запивайте ее коньяком!»

— Я живу на кухне, — сухо объяснил Вадим.

Он оброс и будто вырос, но неловкость, которая не позволила Николаю обнять старого друга, требовала, напротив, отдалиться, оглядеть приятеля внимательнее, потому что будто перед ним не Вадим Ведерников, но лишь его оболочка, — так бывает, когда видишь родственников, похожих друг на друга. Нужно было время привыкнуть к его нервным, длинным движениям на маленькой кухне и задать вопрос с невеселым интересом к себе: а как выгляжу я?..

На кухоньке гудела буржуйка, было тепло. От тепла Николай ежился, пьянел. Вспомнил:

— Ах, вот у меня что есть! — выложил на столик две сплющенные папиросы. — А ты, я вижу, своих из города вывез. А я не успел. А возможность, кстати, была. Теперь поздно. Все поздно. Ты где служишь? Мои соседи говорили, что ко мне осенью приходил военный. Мы думали, ты. Не ты?.. Ты не в армии?.. Тебя отозвали из армии?.. Я рад, что застал тебя. У меня бюллетень. Удивляюсь, кто-то еще может на квартиру прийти и выписать бюллетень. Что происходит? Что с нами?.. Два дня назад иду на четвертый участок. Там давно никто не бывал. Никто не знает, есть там хоть один живой человек. Лестница обвалилась — попал снаряд. Одни проходы завалены, другие забиты досками от холода. Искал проход целый час. Нашел. Пусто, тихо. Потом вижу, что-то шевелится. Двое: токарь и мастер. Оказывается, эти двое продолжают выполнять заказ, который участок получил еще до войны: резьбовой переход. Я — не начальник, а просто — технолог. Я ничего не разрешаю и не запрещаю. Я только вижу. И вижу: мы все сошли с ума. Я говорю мастеру: выдайте мне цанговые патроны. Мастер говорит в рукавичку (холод): надо получить разрешение у начальника участка. Оказывается, в конторке обитает еще один дух. Дух отвечает: «Дать не могу, напишите требование на имя инструментального отдела, если отдел подпишет, никакой сложности тогда не будет». Я стою — и не могу понять то, что он сказал: какой сложности тогда не будет? Никакой сложности уже давно нет. Никакого инструментального отдела не существует. Инструмент разобран по бригадам, которые через пару недель растают. Его бывший начальник убит осколком бомбы…