Сочинения (с толкованием Максима Исповедника) - [90]

Однако же и то подобает разуметь, что богословское учение двояко: одно — неизреченно[1664] и таинственно, другое — явленно и постижимо; одно символическое[1665]и ведущее к таинствам, другое философское и аподиктическое; так что в слове соплетено с выразимым невыразимое. Одно убеждает и делает связной[1666]истину говоримого, другое же действует и утверждает в Боге ненаучимыми тайноводствами.

Ведь и при отправлении святейших таинств наши служители, как и служители законного предания[1667],

от боголепных символов[1668]не отказались. Видим также и всесвятейших ангелов через гадания[1669]таинственно открывающими божественное, и Самого Иисуса в притчах богословствующим и преподающим богодейственные таинства с помощью образа трапезы[1670]. И подобало ведь не только, чтобы Святое святых сохранялось недоступным для многих, но чтобы и сама человеческая жизнь[1671], неделимая и одновременно делимая, осиявалась подобающим ей образом божественными знаниями и чтобы бесстрастная часть души[1672]созерцала простые и глубочайшие зрелища из числа богоподобных картин, а страстная по — родственному служила ей и тянулась к божественнейшему, пользуясь заранее подготовленными из формирующих символов образами, поскольку врождены таковые прикрытия и обнаруживают тех, кто и помимо покровов, богословию явному[1673] вняв, созидает в себе некий образ, руководствующий к постижению[1674] названного богословия.

2. И само миротворение всего видимого происходит из невидимого Божия, как говорит и Павел[1675], и истинное Слово. Отчего богословы[1676] и рассматривают одно с точки зрения общества[1677] и закона, другое — с точки зрения очищения и чистоты; одно как человеческое и посредствующее, а другое как сверхмирное и совершающее таинства; одно как идущее от законов явленных, а другое — от неявленных установлений, соответствующих тем или иным священным Писаниям; умам и душам. Ибо не простую историю [1678], но животворное совершенство содержит раз и навсегда предлежащее им Слово.

Надлежит, стало быть, и нам — вопреки общему об этом мнению — обращаться[1679] подобающим священному образом вовнутрь священных символов, а не пренебрегать ими, являющимися следами, оттисками и явными образами невыразимых и поразительных божественных видений. Ибо не только сверхсущественные умственные светы[1680], но й вообще божественное различается по изобразительным символам, как, например, сверхсущественныый Бог называется «огонь», а умопостигаемые Божии Речения — «огненными». К тому же и боговидные чины умопостигаемых и разумных ангелов изображаются во многих различных видах и огненных убранствах. И иначе следует понимать один и тот же образ огня в применении к сверхразумению, Божию, иначе же — к Его умопостигаемым промышлениям,[1681]или словесам, и иначе — применительно к ангелам: в одном случае имеется в виду причина[1682], в другом бытие, в третьем причастие, в иных — иное, что определяется их рассмотрением[1683]и умопостигаемым порядком.

И подобает не смешивать как придется священные символы, но раскрывать их соответственно или причинам, или образам бытия, или силам, или чинам, или достоинствам, каковым они служат проявляющими условными знаками.

И чтобы не сообщить сверх надлежащего, вернемся к уже предложенному нами разысканию[1684]. И скажем, что всякая пища есть совершенствователь питаемых, несовершенство их и недостаток восполняющий, слабость врачующий, жизнь их сохраняющий, новое цветение ей доставляющий и ее обновляющий, животворное наслаждение им дарующий, и вообще она — огорчающего и несовершенного отгонительница, веселия же и совершенства их подательница.

3. Хорошо ведь сверхпремудрая и благая Премудрость Речениями воспевается, как чашу тайную поставляющая и священное свое питие изливающая, скорее же — прежде того твердую пищу предлагающая и с высоким проповеданием сама нуждающихся в ней благолепно приглашающая. Двойную ведь пищу божественная Премудрость предлагает: одну — твердую, плотную, а другую — жидкую[1685], изливаемую, каковую и подает в чаше промыслительной ее благости. Чаша, округлая[1686]и открытая, да будет символом открытого и на все исходящего безначального и нескончаемого[1687]обо всех промысла. Хотя и на все распространяется, пребывает он, однако же, в себе самом и стоит в недвижимом тождестве, совершенно из себя неисходно утвержден; неподвижно и крепко стоит чаша.

О Премудрости[1688]же, что она создает себе дом и в нем предлагает твердую пищу и питие, и чашу, говорится, чтобы всем божественное благолепно накопляющим было ясно, что и Промыслом совершенным является Виновник бытия и благого бытия всего, и на все распространяется, и во всем оказывается[1689], и все объемлет, и вновь Сам в Себе по преимуществу[1690]остается, и ничем ни в чем никоим образом не является, но устраняется всего, Сам в Себе тождественно и вечно будучи, стоя[1691]и пребывая, и всегда одним и тем же неизменным являясь, и никогда вне Себя[1692]не оказываясь, ни от своего собственного седалища и неподвижного пребывалища и очага не отлучаясь, но в Себе и все совершенные промыслы благодействуя, и происходя на все, и оставаясь Сам по Себе, и покоясь вечно, и двигаясь, и ни покоясь, ни двигаясь, но, если так можно сказать, промыслительные действия в неподвижности и неподвижность в промысле неразрывно и совершенно имея.