Сочинения - [7]

В следующем цикле глав (от «Подберезья» до начала «Городни») писатель вскрывает иллюзорность взглядов тех, кто видел способы коренного преобразования действительности в частных улучшениях, мерах, реформах, показывает бесперспективность стихийных крестьянских бунтов («Зайцово») и восстаний типа Пугачевского («Хотилов»). В конечном счете Радищев подводит читателя к выводу, что единственное средство изменения действительности — коренная ломка политических и социальных отношений, разрушение самодержавно-крепостнического строя путем народной революции. Кульминацией этого цикла является глава «Тверь», а внутри ее — ода «Вольность», в которой Радищев детально обосновал право народа на революционное насилие, доказал неизбежность революционного пути в историческом процессе.

Народная революция, естественный итог самой «тяжести порабощения», по Радищеву, — это сознательная ломка всей системы самодержавия и крепостничества, движение, направляемое революционной теорией. Революция явится первым шагом на пути превращения России в республику, где власть будет принадлежать народу, земля — крестьянам, где будет существовать полное равенство. Концепция Радищева была утопической, но она отражала чаяния крепостного крестьянства, крестьянскую «идею равенства», которую В. И. Ленин назвал самой революционной идеей «в борьбе с старым порядком абсолютизма вообще — и с старым крепостническим, крупнопоместным землевладением в особенности»[3].

Однако Радищев отлично сознает, что революция — дело грядущего. «Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие». В настоящем же существует самодержавно-крепостническая действительность, и писатель вновь обращается к ее изображению, сознательно повторяя тематику начальных глав: беззаконие и произвол, «колдовство вельмож», духовные и душевные свойства народа, тяжелое положение крепостного крестьянства. Но будущее не безнадежно, и порукой тому потенциальные творческие силы русского человека, столь могучие, что они прорываются даже в сковывающих условиях самодержавия («Слово о Ломоносове»).

Подобно двойному «адресату», в «Путешествии» есть своеобразный двойной «автор»: пишет книгу и ведет мысль Александр Радищев, а рассказывает и увлекает за собой эмоции читателя безымянный Путешественник.

Путешественник, главное действующее лицо книги, — тщательно разработанный индивидуализированно-типический характер, «портрет», но портрет по преимуществу психологический. Радищев в прозе сделал то же, что Фонвизин в драматургии, — заложил основы русского реализма. Хронологически «Путешествию» предшествует «Житие Ушакова», но предшествует только формально: оба произведения писались параллельно. Без сомнения, опыт работы над одной вещью способствовал созданию другой — и наоборот. Коренное же различие двух первых прозаических явлений русского реализма заключается в том, что Ушаков обрисован исключительно «снаружи», увиден глазами друга и воскрешен в его воспоминаниях о прошлом, — тогда как Путешественник дан «изнутри» — и только «изнутри» (в том смысле, что о всех его мыслях и действиях мы узнаем от него самого).

О «внешних данных» Путешественника мы знаем немного, но сведения эти вполне определенны. Ясно его социальное и материальное положение: дворянин, не владеющий крепостными; служащий чиновник, имеющий отношение к «таможенной пристани» в Петербурге; он достаточно скромно ест и пьет, не располагает «лишними» деньгами и т. д. Более или менее известны его возраст и семейное положение: немолодой вдовец, имеющий детей, причем старший сын его скоро должен идти в службу. Мы узнаем о его развратной юности и горестных ее следствиях («Яжелбицы», — тут «данные» Путешественника и Радищева полностью расходятся; однако в основе «исповеди» Путешественника лежат реальные впечатления юности писателя: ведь Федор Ушаков скончался, как говорится в «Житии», от венерической болезни, — то есть от того, от чего жена Путешественника).

Противник самодержавия и крепостничества, великолепно знающий об особенностях положения и социального бытия различных групп крестьянства, отлично разбирающийся в специфике крестьянского труда (что проявляется уже в «Любанях»), Путешественник — прекрасно образованный человек, свободно оперирующий десятками имен писателей, художников, ученых и т. п., знаток истории, юриспруденции, литературы, философии, экономики и пр., — а к тому же и вполне светский человек, имеющий в «обществе» разнообразные связи и знакомства, находящийся в курсе споров по острейшим и жгучим вопросам современности и высказывающий при этом самые прогрессивные идеи. Словом, в политическом, философском, идеологическом, общественном отношении Путешественник — двойник автора. Роднят их и многие моральные качества, среди которых в первую очередь — верность друзьям, любовь к детям, чувствительность. Передал автор герою и такое свойство, как женолюбие.

Однако в одном, и весьма существенном, отношении Путешественник решительно отличается от Радищева — в «поведенческом» плане, во внешних проявлениях. Путешественник крайне вспыльчив — до несдержанности, чувствителен — до экзальтации, эмоционально импульсивен. Любое событие вызывает у него повышенно экспрессивную реакцию. Иногда эта экспрессивная эмоциональность проявляется в форме весьма патетических размышлений (можно вспомнить о таких мысленных, например, буквально «выкриках», как «О богочеловек!..» и др. в «Спасской Полести», знаменитых тирадах из «Городни», «Пешек», «Черной Грязи» и т. д.). Нередко внутренние переживания находят бурные внешние проявления («Слезы потекли из глаз моих» — «Любани»; «…возопил я паки… Я рыдал вслед за ямским собранием…» — «Клин» и мн. др.). Иной же раз эти внешние проявления доставляют (или могут доставить) Путешественнику неприятности: в Софии он «намерялся сделать преступление на спине комиссарской», в Городне же ему самому едва не накостыляли шею «отдатчики рекрутские». Наконец, Путешественник весьма словоохотлив, легко вступает в контакт с любым собеседником, к какому бы сословию, общественному слою он ни принадлежал, умеет его «разговорить».