Сочинения - [23]

И сам подобный легкой тени,

Но полный благодатных сил,

Свои воздушные колени

С молитвой пламенной склонил.

Вокруг молчало все глубоко;

Была на небе тишина,

Лишь в царстве мрака одиноко

Страдал бесплодно сатана.

Он знал, что в мире колебался

Его владычества кумир

И что бесславно падший мир

К свободе новой приближался.

Виновник зла, он понимал,

Кто был Мессия воплощенный 2,

О чем отца он умолял,

И, страшной мукой подавленный,

Дух гордый молча изнывал,

Бессильной злобой сокрушенный...

Спокойно в выси голубой

Светил блистали мириады,

И полон сладостной прохлады

Был чистый воздух. Над землей,

Поднявшись тихо, небожитель

Летел к надзвездным высотам,

Меж тем всемирный искупитель

Опять пришел к ученикам.

И в это чудное мгновенье

Как был он истинно велик,

Каким огнем одушевленья

Горел его прекрасный лик!

Как ярко отражали очи

Всю волю твердую его

Как радостно светила ночи

С высот глядели на него!

Ученики, как прежде, спали,

И вновь спаситель им сказал:

"Вставайте, близок день печали

И час предательства настал..."

И звук мечей остроконечных

Сад Гефсиманский пробудил,

И отблеск факелов зловещих

Лицо Иуды осветил.

7 января 1854

1 Вода Мертвого моря светла и прозрачна, но чрезвычайно горька, как в ваших солончаках. Самая большая длина его простирается на 91 версту, ширина на 25. (Там же.)

2 Средиземное море находится на расстоянии 50 верст от Ерусалима. (Там же.)

3. Посл. ап. Павла к римл(янам), гл. VIII, ст. 21; к галатам га. V, ст. 1 и 13.

1 Ев. Луки, гл. XXII, ст. ,3.

8 Ев. Матфея, гл. VIII, ст. 29; Марка, гл. V, ст. 7; Луки, гл. IV, ст. 3,. - "Воскресное чтение", 1840, No ,5. Искушение Иисуса Христа от диавола.

СЛАДОСТЬ МОЛИТВЫ

Бывают минуты, - тоскою убитый,

На ложе до утра без сна я сижу,

И нет на устах моих теплой молитвы,

И с грустью на образ святой я гляжу.

Вокруг меня в комнате тихо, безмолвно...

Лампада в углу одиноко горит,

И кажется мне, что святая икона

Мне в очи с укором и строго глядит.

И дума за думой на ум мне приходит,

И жар непонятный по жилам течет,

И сердце отрады ни в чем не находит,

И волос от тайного страха встает.

И вспомню тогда я тревогу желаний,

И жгучие слезы тяжелых утрат,

Неверность надежды и горечь страданий,

И скрытый под маской глубокий разврат,

Всю бедность и суетность нашего века,

Все мелочи жалких ничтожных забот,

Все зло в этом мире, всю скорбь человека,

И грозную вечность, и с жизнью расчет;

И вспомню я крест на Голгофе позорной,

Облитого кровью страдальца на нем,

При шуме и кликах насмешки народной

Поникшего тихо покорным челом...

И страшно мне станет от этих видений,

И с ложа невольно тогда я сойду,

Склоню пред иконой святою колени

И с жаркой молитвою ниц упаду.

И мнится мне, слышу я шепот невнятный,

И кто-то со мной в полумраке стоит;

Быть может, незримо, в тот миг благодатный,

Мой ангел-хранитель молитву творят.

И в душу прольется мне светлая радость,

И смело на образ тогда я взгляну,

И, чувствуя в сердце какую-то сладость.

На ложе я лягу и крепко засну.

15 января 185,

НОЧЛЕГ ИЗВОЗЧИКОВ

Далёко, далёко раскинулось поле,

Покрытое снегом, что белым ковром,

И звезды зажглися, и месяц, что лебедь,

Плывет одиноко над сонным селом.

Бог знает откуда с каким-то товаром

Обоз по дороге пробитой идет:

То взъедет он тихо на длинную гору,

То в темной лощине из глаз пропадет.

И вот на дороге он вновь показался

И на гору стал подыматься шажком;

Вот слышно, как снег заскрипел под санями

И кони заржали под самым селом.

В овчинных тулупах, в коломенских шапках,

С обозом, и с правой и с левой руки,

В лаптях и онучах, в больших рукавицах,

Кряхтя, пожимаясь, идут мужики.

Избились их лапти от дальней дороги,

Их жесткие лица мороз заклеймил,

Высокие шапки, усы их, и брови,

И бороды иней пушистый покрыл.

Подходят они ко дворам постоялым;

Навстречу к ним дворник спешит из ворот

И шапку снимает, приветствуя словом:

"Откудова, братцы, господь вас несет?"

- "Да едем вот с рыбой в Москву из Ростова1,

Передний извозчик ему отвечал,

А что на дворе-то, не тесно ль нам будет?

Теперь ты, я чаю, нас вовсе не ждал".

- "Для доброго гостя найдется местечко,

Приветливо дворник плечистый сказал

И, рыжую бороду тихо погладив,

Слегка ухмыляясь, опять продолжал:

Ведь я не таков, как сосед-прощелыга,

Готовый за грош свою душу продать;

Я знаю, как надо с людьми обходиться,

Кого как приветить и чем угощать.

Рвес мой - овинный, изба - та же баня,

Не как у соседа, - зубов не сберешь;

И есть где прилечь, посидеть, обсушиться,

А квас, то есть брага, и нехотя пьешь.

Въезжайте-ка, братцы; нам стыдно считаться"

Уж я по-приятельски вас угощу,

И встречу, как водится, с хлебом и солью,

И с хлебом и солью с двора отпущу".

Послушались дворника добрые люди:

На двор поместились, коней отпрягли,

К саням привязали, и корму им дали,

И в теплую избу чрез сени вошли.

Сняв шапки, святым образам помолились,

Обчистили иней пушистый с волос,

Разделись, тулупы на нары поклали

И речь завели про суровый мороз.

Погрелись близ печки, и руки помыли,

И, грудь осенивши широким крестом,

Хозяйке хлеб-соль подавать приказали,

И ужинать сели за длинным столом.