Сочинения - [6]

2. И я посчитал, что было бы несправедливо погрузить в глубину забвения таковой опыт; но — следует поведать о нем ради утверждения нас и многих других в благодати Христовой, поскольку это не только побудит успешно подвизающихся быть еще более старательными в подражании Ему, но бывает иногда, что и падение падших сохраняет многих в стойкости; поэтому и Священные Писания всемерно выставляют повествования и о правостоящих и о павших, дабы читатели ревновали жительству стойких, а от поползновения падших бежали; — на основании чего и я счел за правое по возможности предать писанию оное сатанинское наваждение, в новейшие времена слышанное и виденное, дабы мы не были легко доверчивыми в отношении фантазм началозлобного и вселукавого диавола; но, если бы даже и Ангел света или дух Мученика или Преподобного кого пришел к нам, мы бы не оказывали ему веру, но долженствовали всегда и при всех обстоятельствах запечатлевать себя крестным знамением и возносить руки наши вместе с очами к Богу, и призывать на помощь спасительное и всесвятое имя Христово и провозглашать таким образом: «Не оставь меня, Господи Боже мой; и не отврати помощь Твою и милость Твою от меня; и да не прельстит и похитит меня от Тебя началозлобный отступник; и не допусти мне, творению Твоему, впасть в искушение; но по слову Твоему, Владыко, избавь меня от лукавого и началозлобного врага, — молитвами Приснодевы Марии и Всечистыя Матере Твоея».

3. Я убежден, что при произношении этих слов видение явит себя какого оно рода: от Бога ли оно, или — от супостата; и если оно сатанинское, то оно скорее исчезнет, прогнанное благодатью призванного Христа; если же оно поистине от Бога, то и в этом случае не нужно устремляться на него, но лучше следует сказать видению: «Приидите, поклонимся и припадем Самому Христу, Царю и Богу нашему. Приидите, поклонимся Триипостасному Единому Божеству. Приидите, поклонимся иконе Христа и Богоматери и Кресту Господню, стражу моему и губителю демонов. Произнесем также и святой Символ Веры и «Да воскреснет Бог», и тогда справедливо я поверю тебе, что ты пришло от Бога к моему недостоинству, не сделавшему ничего доброго пред Богом, но — по благодати Его милуя и утешая мое ничтожество». Таковое, вот, и подобное сему если бы обольщенный брат исполнил и произнес, то и не стал бы жертвою поругания оных лукавых демонов, и не потерпел бы от них такое обольщение и зло, и вместо Пастыря не подпал под волка, и вместо Света не принял бы тьму, и вместо пристанища не впал бы в таковую яму.

4. Но теперь расскажем, каким образом он был прельщен, делая это, конечно, не для того, будто бы я хотел порицать его (потому что, порицая его, я бы порицал самого себя, как кормчего, не умеющего и свой собственный корабль, сущий в море, направить в пристань); но — для того, чтобы его падение и преткновение послужило к нашему утверждению в Боге и трезвению; потому что он уже пострадал от того, что приключилось ему, и судьба его — дело Божие; мы же имеем нужду в большой Божией помощи и большой бдительности, дабы не оказаться бедственно уловленными гнусным ловцом. Поэтому и я, прежде чем рассказать о прельстившемся, сначала побеседовал о нашей незыблемости в Боге; потому что, если при падении нечестивых, как написано, праведные страшатся, и преступники, видя иного преступника наказуемым, получали от этого хороший урок, то насколько больше следует нам бояться и научаться, видя, что не нечестивый, а — благочестивый, и не преступник, а — добродетельный и обладавший богатством добродетелей, внезапно обнищал и бедственным образом потерпел кораблекрушение на суше.

5. Некий муж, родом грузин, по имени Гавриил, испытанный монах, удостоенный священнического сана, весьма искусный во всякого рода рукоделии и достигший святых мест Иерусалима, явил себя прекрасным делателем добродетели, и не только потому, что он усердно прослужил в различных общежительных монастырях и был почитаем всеми, как благоразумный и священный и искусный и сведущий и братолюбивый и тонкий знаток Священных Писаний, но и — потому, что и отшельнический образ жизни он проводил в различных местах и в разные времена, иногда три года, иногда пять лет, то опять иные три года, стараясь истомить крепость тела и худшее покорить лучшему (т. е. тело — душе), и склонное к своеволию [29] превратить в хорошо дисциплинированное; затем, перейдя в знаменитейший монастырь святого и великого Отца Саввы (Освященного), и пробыв в нем несколько лет, он обратился к игумену с просьбой разрешить ему взойти на столб ради, возможно, более строгого подвижничества и прохождения добродетели — хотя и случилось обратное сему, потому что он потерял все добрые приобретения, которыми он обладал раньше, подобно тому, как если бы кто вздумал летать, не имея крыльев, тот, упав, легко разбился бы. Игумен же лавры, кир Савва, будучи любителем и покровителем доброго дела, разрешил сему мужу восшествие на столб, которое оказалось для него не столь восшествием, как — сошествием: потому что, как невозможно на море проехать телегой, так недостижимо на суше переплывать кораблем; каковым примерам, пожалуй, мы подражаем тогда, когда непоследовательно берем на себя нечто и стремимся к чему — то, что не следует делать.