Сочинения - [5]

5. О живущих в безмолвии

Если бы возможно было нам быть среди ангелов и удостоиться их общения, желанно было бы это, и не без причины. Поскольку же до сих пор [нам], связанным сим дебелым телом, отказано в этом, то надлежит считать монашествующих как бы ангелами во плоти и небесными существами на земле, в досуге проводящими свою жизнь, а также преклоняться перед их созерцанием и почитать делаемое [ими]. Ибо являются они на земле присельниками, согласно блаженнейшему Давиду, и пришельцами, естественным образом жаждущими вышнего града и [вышней] родины и приверженными ей, и к достижению и наследованию ее всячески стремящимися. И какого только блаженства не достигают они сего ради, ибо всегда «желание их в законе Господнем, и в законе Его поучаются они день и ночь» (Пс. 1, 2). И не в писанном законе, и не в том, образом которого [служит] писанный, но в полностью безвидном и бесплотном законе, в некоем третьем, согласно степени, к которой должно подняться от закона писаного, о котором предписывает Соломон: «Впиши их трижды в сердце своем» (Притч. 22,20). Именно в нем, главным образом, несказанно помышляет и ублажается ревнитель о Боге день и ночь, и очищается сердцем, и, насколько дано, видит Бога, и обоживается сам, созерцая Бога, и по справедливости блаженствует в этом.

Это подобно тому, как если кто, гонимый тяжестью мирской суеты, убегая от всех мирских людей и от всех без исключения мирских дел, обретает вновь блаженство не благодаря чему — либо земному, а изгнанный за правду, за что его есть Царствие Небесное, по возвещению Благодати Слова.

6. Изложение вопроса в повествовании о древних <пустынниках>

Естественно посему тем, кому пришло [таковое] на ум, оставить груз грехов и, преуспев в чистоте, стать боговидными и явно принять внутрь души пречистые светоносные лучи, то есть, короче говоря, Бога, и несказанную красоту Его узреть духовно, и наслаждаться, и радоваться, и веселиться этому, и получать удовольствие, и в сверхъестественном обожении испытывать блаженство, ибо оно свойственно в высшей степени таковым и без него не дано никому ни видеть, ни испытать ничего божественного. И те, кто, преславно избрав удаление от людей и безмолвие и, устремившись всею душой, предали себя пустыням — в горах, в пещерах, в ущельях земных (Евр. 11, 38), в затворах, во всяком уединении и удалении от людей, всю жизнь проводили в безмолвии и никак иначе не философствовали, нежели умно и премирно об умопостигаемом и премирном божественном, за чем следует единение ума в самом себе, просветление и несказанное просвещение и как бы залог предвкушения Небесного Царствия, а также подобное ангельскому жительство, вдохновение и узрение Божественных Таинств, да и что иное, как не соприкосновение с Богом положенным образом и обожение?

Таковыми были прежде Илия и Иоанн Креститель и Предтеча Иисуса, таковыми были те, кто окружал Антония, философствовавшие уже во времена Нового Закона и Нового Завета, а также Арсения и Марка, словом единым двигавшего высокие горы будто неких мышей или комаров. Воистину каждый из тех, кто стремился вновь вознестись в стремительном порыве Духа к образному уподоблению божественной первообразности и сверхъестественной благодати божественного усыновления, а также увидеть и испытать в происходящем божественное, скорее даже, узревать и тем самым испытывать постоянно и вечно, — так вот, избравший своевременно эту долю, имею я в виду бегство от всего и вся, а по возможности и безмолвие, и достигший ясным видением, как сказано, с ясностью во взоре полного осознания вышеуказанных страстей и вземший со всем душевным рвением щит веры, подобно оружию света облекшись в заповеди Господа нашего Иисуса Христа и держась /завися от/ Его как всемудрого и всесильного военачальника, и призывая Его, и деятельной силой препоясав чресла свои в истине и возложив на духовную главу свою надежду на спасение вместо шлема, а на грудь броню праведности, обувши ноги в силу беспристрастия, чтобы наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк. 10,19) безвредно и прямо ступать в готовности благовествовать о благодати, имея молитву в качестве оружия оборонительного, — вот так да пойдет на врага тот, кто во бдении сидит уединенно внутри кельи.

7. О бесовской злобе и о [необходимых] из — за нее внимании и молитве

Зная наверняка и должным образом, насколько злокознен и изворотлив змей и лукав враждебнейший сатана, неослабно противостоящий благим делам нашим и злоумышляющий со всевозможным тщанием, как бы подвигнуть наш помысел к злобе и мраку, чтобы каким — либо образом совершенно отвратить нас от Бога и по горькой зависти (увы нам!) вытолкнуть и отдалить от рая (да не будет этого никогда!), сиречь от чистой жизни и наслаждения, — вот это — то и узнав как следует, пусть неизменно с благоразумием, со вниманием к помыслам изгоняет [человек] и тем повергнет этого злодея через святое призвание имени Иисуса Христа Господа нашего и сердечную, умную и словесную молитву и заставит бежать пагубу от себя и своей души как от сосуда Божьего. Ибо ведь, естественно, весьма боится сатана, и дрожит, и бежит, как будто палимый духовным и божественным огнем, от молитвы совершаемой, как и подобает, с чистой совестью в трезвении и внимании.