Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 2 - [18]

Если ты в Харькове и имеешь к тому сроки приобрести, и вышли, а Нина вычтет. Если же уехал, то ничего.

Лобжу и твой

Иурий

14

<28. VH. 1930>

Дорогой Дм. П.

У нас масса происшествий, так, одна моя собака (кобель чёрного окраса, кличка Доктор или Джекилл) оказалась ослом. Кроме того, несмотря на отсутствие некоторых продуктов (напр<имер>, мяса, кур, жиров, мук и ещё чего-то), С.М. так удачно питает меня здоровой пищей, что у меня припухает талия и, приехав в Тифлис, я смогу сказать

стих

Вот удивятся-то друзья,

Увидев, как толстопуз я.

Мать привезла мне мой портрет в арабском одеянии, коий С.М. поставила предо мной на возвышении для справочных книг, я же сказал:

стих

Одет в хламиду, юн, прекрасен,

Являюсь темой разных басен.

Всё же мозг мой работает и производит «перлы» или «перловые супы» вроде следующих:

Как бы Щи

Острых мук комки в лесу с<о>крыты.

Тишина нашеичет слов узор.

Их клади рядами для игры ты,

Ими радуй ум и слух и взор.

Рассеки мечом небес кружало,

О́ку́ни в глубины чёрных вод,

Чтобы неподвижное лежало,

Там закончив беспрерывный ход.

И укрыт зелёными листами,

Одинок в полудне тайный час,

Подымись и дерзкими перстами

Вырви солнца раскалённый глаз.

Брось его на зелени ковра ты,

Чтобы ярче заблестел ковёр.

Помни: острых мук комки там врыты,

Вышьют в тишине узор.

_________________

Филка

В лесу цвела красотка Филка

И, украшая ликом луг,

Улыбки лыку стало пылко,

Блестя среди цветов-подруг.

У ней была одна подруга.

Ярка, с наружностью цветка.

Живя с другого края луга,

По Филке плакала слегка.

Что в жизни радость даст? Бутылка.

А что ещё? Любезность дам.

Даст также радость милка Филка,

Украсив то и это нам.

Примечание

В бытность мою на хуторе Рогозянка Купянск<ого> у<езда>, слышал, к<а>к крестьяне именовали напиток «Фиалка» Хвиявкою.

Или ещё

В лесу на склонах гор растут,

Куда ни глянешь, там и тут,

В полках волков, как милки в ссылке,

Сумасводительные филки.

Или ещё юноша поёт о дамах, у коих de ссуси из-под юбок виднеются:

Какие дивные штаны!

Приносят весть о днях весны!

Иль, может, о весны ночах!

Я чах, но снова жизнь в очах!

И, увлечённый панталоном,

Дам призываю к горным склонам,

Где на сыром земли затылке

Растут пленительные Филки.

Или ещё «Как!?»

Я двуглав, как валет на карте,

И так же, как он, молчалив.

О Венере грежу Астарте,

Два стакана вина налив.

Приложение 1

С.М. Марр. Из «Книги о Юрии Марре»

* * *

Стоял сентябрь… Летняя жара кончилась. Прозрачные ясные дни, как золото, рисовались на голубом небе. Пахло айвой. Днём горы парили в лёгкой дымке тумана, вечером они становились синими и отчётливо рисовались на бледном небе.

В такой сентябрьский вечер, вырвавшись из компании драгун, не трезвый и не пьяный, а так, что в голове шумели идеи, а на уста просились стихи, в такой тёплый тёмный вечер после золотого осеннего дня вошёл он в дом на Верийском.

Высокая комната была почти пуста, дверь была открыта на широкую веранду, посередине комнаты под электрической лампой стоял круглый стол, за ним, кроме Гордеева, сидели все незнакомые женщины. Он растерялся. Стихи, которые просились быть прочитанными, застыли на его губах. Ах, он отвык от людей. Он спрятался за свои большие очки и молчаливо смотрел вокруг. Он не хотел приходить, но Дмитрий Петрович взял с него слово. За столом болтали и читали стихи. Женщины, сидевшие за столом, внимательно смотрели на него. Так это он, этот бледный черноволосый человек в серой рубахе, подпоясанной тонким кавказским ремешком, – тот молодой учёный, поэт, драгун, гуляка, о котором Дм<итрий> Петр<ович> всегда таинственно сообщал: «Юрий Марр приехал». Женщины всегда спрашивали: «А он интересный?» «Да-а, – протягивал он, не совсем понимая, что они подразумевают под этим словом, – интересный, путешествует, знает восточные языки». А, это хорошо!

Высокая брюнетка Нина читала свои стихи. Чёрные волосы оттеняли бледное лицо, голос её звучал напевно, он заметил её прекрасные руки. Друг Гордей улыбался напротив. Он тоже читал какие-то заманчивые, необычайные стихи. Юрий хотя и писал стихи, но подобных этим он не знал. В былые годы в Петербурге стихи эти дерзко звучали с эстрады многих литературных клубов, ещё в те годы, когда Маяковский выступал в жёлтой кофте. Но Юрий занимался в эти годы больше спортом и не знал поэтических выступлений футуристов, как их тогда называли, или, вернее, они сами себя называли.

Стихи эти давно отзвучали в столице, а теперь они вдруг всплыли в Тифлисе, вспыхнули, как догорающая свеча. Вдохновителем этого движения явился поэт Илья Зданевич, который основал «41 градус», поэтическое содружество.

В то революционное время, когда ломались старые приятные формы, эти футуристические стихи звучали революционно, как уверяли приверженцы новой поэзии. Стихи эти не укладывались в обычные формы, они звучали часто резко и грубо, но казалось, тут открывалась возможность обогатить поэтический язык необычайно выразительными яркими формами. Юрий оживился, его поэтическое чувство было затронуто. Встреча с футуристами показалась ему знаменательным фактом в его поэтической биографии. Ему уже не хотелось читать своих обычных стихов, но так как его просили, то он стал читать персидские и арабские стихи.