— Как так?
— Сапоги, — говорит, чьи?.. Папины!
Гляжу, сапог посередь полу валяется.
Будь ты проклят, позабыл их упрятать в ящик…
— Не могу знать, — говорю, — выдали.
Знаешь, дело следователя допрашивать, судьей судить, а наше маленькое дело приводить в порядок по подписям.
Привычки нет эдакой, чтоб дознавать. Какое мне дело до отца, до матери, когда сама в наличии.
Начнем расспрашивать, заподозрят, что, дескать, чекист, а даром я в Чеке и не был никогда.
Так, стало-быть…
Укокошил тестя да своячину, — думал, ведь, с Таней жизню строить.
Может, из тех, что смарал, родные братья, отец с сыном под пулю подвертывались, да кто там дознавал, а тут вот ятно сплелись концы…
Зверь Сочек, а душу человечью в момент эдакий возымел. Стыд ли страх ли… рванулся, убежал.
Прошмыгал по городишку всю ночь. На утро в канцелярию пришел злобный. Со зла набросился на своих.
Подошел к делопуту, а подумать, в чем он повинен, когда дела таким фертом подвернулись; делопуту как дал козанками, так и свернул санки на бок.
Кому-то еще хотел морду поцарапать, да спохватились… Живо скрутили.
Просидел в сырой одиночке день, чуть с ума не съехал. Отрезвился… Ослабонили…
Летом к Тане.
Видывал ты представления на спектакле? Прихожу, как ошалелый.
— Таня, на, убей меня… Я же и сестру погубил!
Ахнула Таня, шарахнулась на пол.
Как на спектаклю водой отрезвил ее.
— Прости, — говорю, — Таня, убей меня: легче перенесть смерть…
— Уходи, — плачет…
Что ж… ушел…
Обсудили видно и меня заглазно. Закрытым решили судьбу. Приказали ехать на фронт. Смирился нутром, говорю:
— Не позор на фронт, потому за диктатуру немало погубил душ, а свою теперь с охотой…
До отправки зашел к Тане будто за монатками. Спросил:
— Как же сапоги признали?
— Дядя, — говорит, — доглядел: в голенищах под подклейкой нашел папино письмо.
На сличение вытащила споднизу сундука карточку. Гляжу, в чине капитана, обличие того. Тут же Таня и сестра та…
Так схожи друг на друга: не отличишь. Просит напоследок меня Таня:
— Сведи, где убита сестра…
Почему не так: свел, как и сестру, да укатил на фронт…
Круто оборвав, Сочек ушел.
Оставшись один, перебирая на полке, наткнулся на книгу, взятую у Сочка:
Достоевский. На полях между частями прочитал корявую надпись: «Татьяну Андреевну Лопатину сопсвеноручно убил, потому что сильно любил, а любовь — серьезная штука.
Егор Сочек».
