Собрание стихотворений - [11]

Юргорден — нем. Tiergarten — часть города, аналогичная нашим «Островам».

Шепсхольм – корабельный остров; близ центра Стокгольма.

Вальхалля-вехьн – «Дорога Валгаллы» – широкая и красивая улица на окраине города.

Борэ – пароход, курсировавший между Стокгольмом и Обу (Абу), и впоследствии потонувший от плавучей германской мины.

В книгу не вошли стихотворения, напечатанные в журналах того времени («Gaudeamus», 1910)

Мечта

«Ругайтесь над нею, увядшею»… (написанное в 1905 году) и «Сатирикон» (1913).

Осенью

«Всеми красками переливающаяся рябь» посвященное Вал. Брюсову и написанное в 1908 году.

ТРЕТИЙ СБОРНИК ЛИРИКИ. 1922 (Берлин, изд-во З. Гржебина, 1922)

ОТ АВТОРА

Этот маленький сборник стихов, относящийся к 1920 году распадается на две части, из которых первая, «Зубцовский Цикл», по времени написания, непосредственно предшествовала стихам, составляющим цикл лирики автора, названный им «Кариатида». Отделы: «Бесконечная поэма» и «Finale» входят в этот цикл. Вторая книга автора, «Львиная Пасть», обнимает десятилетний период его жизни с 1908 по 1917 год, которому предшествовал период «Ограды», написанной в 1903—07 гг.

В годы 1918 и 1919 ни одного лирического стихотворения у автора не было.

Все стихотворения из «Кариатиды» (и «Зубцовского Цикла») переведены на немецкий язык В. В. Гельмерсеном (летом 1921 года).

Одно из стихотворений (Finale I), включенное в эту книгу, с изменениями напечатано в журнале «Дом Искусств» № 2. Два других («Бесконечная поэма» и «На Альманахе») – в сборнике «Кольца Поэтов». Стихи же – «Зверек» и «Кариатида» – в альманахе (третьем) «Цеха Поэтов».

ЗУБЦОВСКИЙ ЦИКЛ

«…Спросила ты: «А как в двадцатом…»

…Спросила ты: «А как в двадцатом,

Способны ль сердце, мозг и плоть

Взаимный холод побороть

И слиться в зареве богатом»? –

– Тогда, в четырнадцатом, я

Был нем, бескрыл и бездыханен;

Из бархатной, узорной ткани

Не рвалась в высь душа моя.

В руках имея два конца

Непорывающейся цепи, –

Я хоронил их в тесном склепе,

С нетвердой ощупью слепца.

Теперь – не то! Мой каждый атом

Спешит вовне себя отдать;

И если зарево видать, –

То это именно в двадцатом!

Июль 1920

НЕЧТО АСТРАЛЬНОЕ

Мы с тобою взрастили зверька,

Он мохнат, со щетинкой, и черен;

И в своем бытии он упорен,

Не от каждого рухнет толчка.

Хоть конечности слабы его,

Изнутри ни пушинки на лапах,

И, пожалуй, что мускусный запах,

В нем реальней другого всего.

Он исчезнет, — но только когда,

Излечусь я от злого томленья

По тебе, моего вдохновенья

Не по воле святая, звезда.

Июль 1920

«Вместе прожитого утра…»

Вместе прожитого утра

Восхищенная небрежность –

Не повторишься ты больше

В этом месте никогда;

В коридоре встреча мельком,

В спальню запертые двери, –

Отголосок глупой ссоры,

Накануне изжитой;

Одинокое купанье

– В исключенье, без костюма, –

И по странам европейским

Вновь занявшаяся грусть;

И возможность слушать голос

Из-за стенки деревянной,

И рождать из каждой ноты

Неожиданность стихов.

Июль 1920

АМЕРИКАНКЕ

Милая Джо,

Вот что:

Луиза Олкотт.

Вот бы вам прерии, лассо, мустанга,

Небо над сьеррой вдали голубое,

В сумочку сыр, да лепешку из манго, —

И превратилась бы, Джо, Вы в ковбоя.

С Вами в «и я» поиграть мы могли бы,

Как шаловливые сверстники-дети;

Все бы я выразил мыслей изгибы

В этом простом, неизменном ответе.

Всюду — «и я», как бы, Джо, Вы не бились;

Склеены мы, как явленье с причиной;

—Вплоть до признанья, в кого б вы влюбились,

Если бы, Джо, родились Вы мужчиной.

ИНСТИТУТУ ЖИВОГО СЛОВА

В углу шуршали мыши;

Весь дом застыл во сне;

Шелдождь. И капли с крыши

Стекали по стене.

«Дождь». К. Бальмонт.

Всегда возможен поворот

Фортуны к несчастливцам даже!

Я обращаюсь к Рае-Саже:

Благословенен твой приход».

У побежденного вождя

Прибита вся живая сила,—

И вдруг меня ты оросила

Небесной музыкой дождя.

Шуршала мышь. В стене жучок —

Точильщик медленно тиктакал;

– Без войска вождь беззвучно плакал,

Он сам как дождь слезой истек.

Тут, о Пенкевич, вспомнил я,

О Евдокимовой, Герзони, —

И в тяжком и протяжном стоне

Вся изошла душа моя.

Шурыгин, Тотеш, Гиллельсон,

И Алексеева с Пясецкой,—

Ужели все вы — только детский,

Лишь несбывающийся сон?

И ты, достойная Орлова;

И ты, чей в рыжих волосах

Огромный бант — внушает страх

Завистникам «Живого Слова»,—

Ты, Рада Гейнике.— И ты,

Михайлова, в игре певучей

Ее соперница; могучий

Служитель чистой красоты;

— Исчезли все вы как мираж,

Как дразнящие сновиденья;

Моих руин — со дней паденья

Усадьбы Эшеров — я страж.

Исчезли вы, как тень, как дым;

Как блеск утерянного рая;

И вас не пеплом Сажа-Рая,

Но ливнем кроет золотым

О, если б я не презирал

С младых ногтей понятья «кража», –

То уверяю, Рая-Сажа,

Я вас бы первую украл!

Июль 1920.

Т. П. Л-ой («Колдунья, чей взор роковой…»)

Колдунья, чей взор роковой

Сильнее безумного взора

Поэта с душой огневой,

Живет под острогом, у бора.

Она прилетала вчера,

И здесь ворожила так долго, –

И вот обезводела Волга,

А я не заснул до утра.

Меня зачурала любовь,

Другою мне сердце пленила, –

И серая, редкая бровь

В нем нимб золотой заменила.

Не здесь, – ты над бором колдуй,

Колдуй над холодным острогом, –

Но в сердце, мучительно-строгом,

Ты мысль обо мне не задуй.

Теперь ворожеины дни;

Неделю стоит новолунье…

Колдунья, колдунья, колдунья!

Ты мысль обо мне не гони!