Собрание стихотворений - [4]
Иногда пишут о внезапном «покраснении» Ладинского после войны. Это не совсем так. Большим патриотизмом по отношению к эмигрантскому мирку он не отличался и в тридцатые. Его читательские вкусы изначально были довольно определенны. Отвечая в 1931 г. на анкету «Новой газеты» «Самое значительное произведение русской литературы последнего десятилетия», Ладинский написал: «За последние десять лет не было в русской литературе ни одной книги, которую можно было бы назвать гениальной. Но были прекрасные книги, например: “Шум времени” Мандельштама, “Вор” Л. Леонова, “Петр I” Алексея Толстого»[44]. Подбор весьма характерный, ни одного эмигрантского автора.
В письме от 14 августа 1971 г. Юрий Софиев рассказывал Рите Райт-Ковалевой, что на заседании «Круга» во время финской войны Ладинский заявлял: «Для каждого честного русского человека, где бы он ни был, — его место в Красной армии»[45].
Берберова уверяла, что Ладинский ненавидел Париж, а свою должность считал «лакейской», писала, что «это был озлобленный, ущемленный человек, замученный тоской по родине, всем недовольный, обиженный жизнью, и не только этого не скрывавший, но постоянно об этом говоривший»[46].
О том, как Ладинский провел военные годы, сведений очень мало. Весной 1941 г. он еще в Париже, а уже в следующем году упоминается в информационной заметке «Нового журнала» как перешедший демаркационную линию и оказавшийся в «свободной зоне» Франции [47]. Но он вернулся в Париж, как только тот в августе 1944-го был освобожден от гитлеровцев.
Все, о чем пойдет речь дальше, будет больше иметь отношение к недолгой истории послевоенного возвращенчества, но для Ладинского это было неотъемлемой частью биографии, и без рассказа об этом последний период его жизни окажется не до конца понятым.
Уже через несколько месяцев после освобождения Парижа, в течение осени 1944 г. были созданы или возобновлены запрещенные в начале войны русские организации (при немцах существовало лишь подполье). Перешла на легальное положение газета «Русский патриот», выходившая с ноября 1943 г. Ладинский стал ее секретарем и одним из постоянных авторов, публиковал публицистику и эссеистику, весьма характерную для конца войны: «С той минуты, как растаяли в тумане черноморские порты <…> русские эмигранты стали гражданами вселенной. Второго сорта, конечно. <…> И вот, в водовороте мировых событий, настал момент, когда эта связь со своей страной ощутилась, как пуповина. <…> И в дни тяжких военных испытаний, и в дни побед, как через пуповину, мы чувствуем живую и кровную связь с нашей огромной и прекрасной страной»[48].
Членство в масонской ложе Ладинский после войны не восстановил[49], к тому времени его интересовали совсем иные вопросы, хотя движение советских патриотов оказало определенное влияние и на тематику докладов в парижских масонских ложах.
Воссозданное Объединение русских писателей 16 декабря 1944 г. провело в помещении Союза русских патриотов (рю Галльера, 4) свой первый литературный вечер, в котором приняли участие Ладинский, Корвин-Пиотровский, Ставров и др.[50] А на следующий день, 17 декабря, на общем собрании Союза русских патриотов были проведены выборы правления вместо существовавшего до того временного руководства. Одним из двенадцати членов правления был выбран Ладинский[51].
4 февраля 1945 г. Б.К. Зайцев писал И.А. Бунину о Н.Я. Рощине: «Его из “Русск<ого> П<атриота>” выставили, равно Любимова и М. Струве. Там теперь комбинация из младороссов и “молодых” писателей (Объединение). Убого очень. Теперь тебя будут туда тянуть, я не сомневаюсь»[52]. И действительно, в феврале 1945 г. Ладинский и В.Л. Корвин-Пиотровский пытались привлечь к сотрудничеству в «Русском патриоте» Бунина, который, впрочем, предпочел деликатно уклониться, объяснив в письме Ладинскому от 8 февраля 1945 г. свой отказ тем, что «газета — яркополитическая, а я уже давно потерял всякую охоту к какой бы то ни было политике»[53].
Вскоре, однако, и Ладинский с Корвин-Пиотровским перестали играть ведущую роль в определении курса газеты. 10 марта 1945 г. Союз русских патриотов объединился с Союзом друзей советской родины и стал называться Союзом советских патриотов. Ладинский вошел в Верховный совет новой организации. Газета, соответственно, была переименована в «Советский патриот», и определять ее политику стали совсем другие люди. Однако постоянными авторами «Советского патриота» и Ладинский, и Корвин-Пиотровский остались. Помимо них ближайшими сотрудниками газеты были А. Марков, М. Струве, А. Бахрах, Б. Пантелеймонов, Ю. Софиев, А. Руманов. В «Советском патриоте» печатались также А. Даманская, А. Присманова, А. Гингер, М. Гофман, Г. Иванов, И. Одоевцева, Л. Зуров, П. Ставров, Ю. Анненков, Н. Бердяев, В. Андреев, А. Ремизов, П. Боранецкий, С. Маковский и многие другие, чьи имена в этом ряду сегодня могут вызвать удивление. Но в 1945 г. формы и структуры послевоенной жизни еще не установились, не прояснились позиции, даже противостояние не выражалось открыто. Уже совсем скоро жизнь вновь разведет их по разные стороны баррикад, но пока это чем-то напоминает берлинскую ситуацию начала двадцатых, когда ничего еще не определилось и оставалось ощущение единой, общей жизни. Союз советских патриотов распространял билеты на вечера Бунина, устраивал лекции Адамовича и делал многое другое. На благодарственном молебне по случаю взятия Берлина в храме на рю Дарю присутствовали одновременно посол Богомолов, советские офицеры и эмигрантские писатели от Ладинского до Гингера и Шаршуна
