Собрание стихотворений - [21]

Рождается новый мучительный век…

3. «Мечтатель, представь себе нефтепроводы…»

Мечтатель, представь себе нефтепроводы,

Лет аэропланов и бремя трудов,

Дым топок, вокзалов и труб, пароходы

И бархатный глас пароходных гудков.

Представь себе грузы, системы каналов.

Движенье атлантов до самой Москвы,

Пакгаузы фруктов, теплицы вокзалов,

Вулканы пшеницы, амбарные рвы.

Грохочут экспрессы средь тундр и сияний,

Трубят ледоколы в торжественный рог.

Жизнь — график прекрасных стенных расписаний,

А рейсы — Архангельск и Владивосток.

Ты будешь такой — Вавилоном, Пальмирой

Иль Римом! Хотим мы того или нет.

Ты будешь прославлена музыкой, лирой,

Но будешь ли раем? Мужайся, поэт!

Ведь, может быть, в час торжества и обилия света,

Под музыку гимнов, органов, свирелей, псалмов,

Никто даже и не посмотрит на гибель поэта

В кромешных пучинах, в геенне кипящих валов.

1936

107. «Где теперь эти тонкие смуглые руки…»

Где теперь эти тонкие смуглые руки,

Жар пустыни и тела счастливого зной?

Где теперь караваны верблюдов и вьюки,

Где шатры и кувшины с прекрасной водой?

Ничего не осталось от счастья в Дамаске:

Караваны верблюдов ушли на восток,

И резинка на розовой женской подвязке

Натянула на стройную ногу чулок.

Но ты плачешь и в мире холодных сияний

Говоришь, что тебе как родная сестра —

Эта женская страсть аравийских свиданий,

На соломе и в тесном пространстве шатра.

1936

108. «Как нам не надоело это…»

Как нам не надоело это:

Не кровь, а сахарный сироп,

Не страсть, а легкость пируэта,

Не смерть, а поза. Где же гроб?

Жизнь трогательнее, больнее,

Печальнее во много раз,

Как страшно: в инее аллея!

Ну что ж, пора! Который час?

Жизнь — это слабый голос в хоре,

Сердцебиенье наверху

В последнем с музой разговоре

И пуля жаркая в паху.

О, как невыразимо это —

Россия и предсмертный пот,

Страданья мужа и поэта

В стране, где вечный снег идет.

1936

109. «Зима на сердце у поэта…»

Зима на сердце у поэта,

И слышен муз озябших плач,

А ты еще в загаре лета,

У моря, где играли в мяч.

Теперь ты снова в платье тесном,

В закрытом платье городском

Все вспоминаешь о небесном

Соленом воздухе морском.

И вижу море — путь опасный

Для кораблей, сердец и лир,

И тот спокойный и прекрасный,

Безоблачный счастливый мир —

Мир девушки и христианки,

Куда дороги вовсе нет

Для легкомысленной беглянки,

Для музы, для тебя, поэт…

Зима, а я услышал скрипку,

Залив увидел, как дугу,

Тебя, как золотую рыбку,

Лежащую на берегу.

1936

110. «Прислушайтесь к органу мирозданья…»

Прислушайтесь к органу мирозданья,

К хрустальной музыке небесных сфер.

Пищит комар, и голосок созданья

Вливается в божественный размер.

Пчела гудит гитарною струною,

Поет на виадуке паровоз,

И в небе над счастливою землею

Мильоны птиц, кузнечиков и ос!

Как раковину розовую, к уху

Прижмите горсть руки — о, шум какой!

Старайтесь уловить вдали по слуху,

Как бьется мира целого прибой.

Нельзя ли, кумушки, хоть на мгновенье

О маленьких делишках помолчать:

Мы ангела в эфире ловим пенье,

А музыке небес нельзя мешать.

1936

111. УТРО

Ты — городское утро. Косо

Лежащий на паркете свет.

Ты — кофе с булкой, папироса

И шорох утренних газет.

Вода обильно льется в ванной —

Источников и труб напор,

Где полочка — ледок стеклянный,

А кафели — сиянье гор.

И даже голос неприличный

Стал звонким баритоном вдруг,

И запах мыла земляничный

Напомнил запах детских рук.

С утра за наше счастье битва

И сборы к трудовому дню,

Скользит, оружье римлян, бритва

Вдоль по точильному ремню.

И вот, слетев к пчелиным стаям,

С небес, как в розовом меду,

Прекрасным расцветает раем

Земное дерево в саду.

Зачем такие этим сливам,

Варенью, райские цветы?

Но будь нарядным и счастливым

Средь хлопотливых пчел и ты,

Чтоб сдать в народные амбары

Пшеницу солнечных холмов,

Для радостной души товары

И полные мешки стихов.

В чернильницу перо стальное

Ты обмакни по мере сил:

Навеки дерево сухое

Садовник мира осудил.

1935

112. «Жестокая мудрость природы…»

Жестокая мудрость природы:

Червь лист пожирает в тоске,

Сам гибнет от птичьей породы,

А птица трепещет в силке.

Ты мне закрываешь руками

Глаза, ничего больше нет.

Сквозь пальцы с твоими духами

Сливается розовый свет.

С какой материнской заботой

Ты прячешь весь мир от меня,

Боишься силками, охотой

Нарушить сияние дня.

Позволь мне взглянуть на страданье,

Ведь где я увижу потом

Жестоких охот ликованье?

Нет бедствий в краю гробовом.

1936

113. «Какие выбрать слова…»

Какие выбрать слова

В словесном море?

Рычанье льва

Или паузы в разговоре?

Чтобы и ты пролила

Прекрасные слезы,

Красавица без тепла,

Бумажная роза.

Чтобы и ты надо мной,

Над моими стихами

Разразилась грозой,

Горошинами-слезами.

Но у куклы фарфоровой нет

Ни сердца, ни боли, ни сына,

Для куклы небо — паркет,

А слезы — из глицерина.

1936

114. «Мы купим белую большую яхту…»

Т.А.Л.

Мы купим белую большую яхту

И Африку прекрасно обогнем.

Пусть солнце хлынет в угольную шахту,

Нам надоел наш темный тесный дом.

Нет, лучше мы поедем на раскопки,

А в Сирии, в пустыне, — солнце, зной.

Вообразите белый шлем из пробки

Над вашей белокурой головой!

Вообразите простоту пейзажа:

Костер, палатка, каравана след.

И день, когда таинственная ваза

Вдруг явится из мусора на свет.

Хотите, мы на ледоколе с вами

Предпримем грандиозные труды,

Где под трагическими небесами