Собрание стихотворений - [19]

Не оправдал он замысла небес.

Конечно, он дышал по мере сил

И даже над прекрасным слезы лил,

Но главного он сделать не успел

Средь всяких маленьких ничтожных дел.

1933

88. «Какие мелкие страстишки…»

Какие мелкие страстишки

Волнуют бурями Парнас!

Какие тоненькие книжки

В несчастьях утешают нас!

Какое это утешенье!

Но больше ничего ведь нет —

Ни музыки, ни упоенья,

Ни упоительных побед.

Спроси рассудок о паренье,

(С волненьем и ломаньем рук) —

О смерти, о недоуменье,

С которым мы глядим вокруг…

Он славит мускулы, щетину,

Не терпит жалкой чепухи.

В редакционную корзину

Слетают с жалобой стихи.

И все-таки болит, не спится.

Тревожно жить, мой милый брат

Мир не стеклянная темница,

А совесть, нездоровье, ад.

Чего-то в мире не хватает,

И в музыке чего-то нет.

Нам успокоиться мешает,

Закрыть глаза, прекрасный свет.

1934

89. «Европа счастливых…»

Европа счастливых

Амбаров и школ

И трудолюбивых,

Как фермеры, пчел.

Ты — шорох пшеницы

И запах сыров,

Страна черепицы,

Аббатств и волов.

Ты — соль в разговоре

И бочка вина.

Амбар на запоре,

Над замком луна.

Ты фейерверк меткий

Газетных листков,

Фру-фру оперетки

И стук каблучков.

Ты — утром прогулка

К руинам в плюще.

Румяная булка

И путник в плаще.

1933

90. «Не камень, а карточный домик…»

Не камень, а карточный домик,

Жилище для бабочек, тень.

Но более прочного дома

Нам строить не хочется, лень.

А буря дохнет на строенье,

На птичий наш переполох,

И даже не буря — дыханье

Любви или женщины вздох,

И карточный домик (постройка,

Висящая на волоске)

Вдруг рухнет, за картою карта,

Как все, что стоит на песке.

Захлопают дети в ладоши,

И тихо из мира преград,

Как черные бабочки, души

На небо совсем улетят.

1934

91. В ДУБАХ

Из многих деревьев

Любимое — дуб.

В час бури, средь молний

И ангельских труб…

За лиственный шепот,

За форму листа.

До самого неба

Его красота.

Быть может, то было

В суровом раю

Иль в царстве гигантов,

В древлянском краю —

Дубовые рощи

Росли по холмам,

И жили олени

Прекрасные там.

Звенели секиры

Железом кругом,

И строили мужи

Корабль или дом.

И римская муза

Слетала с небес

В глухие трущобы

Древлянских древес.

Средь жалких вздыханий

И робких сердец

Ты — древо героев.

Твой житель — стрелец,

Ты — друг дровосека,

Мозолистых рук.

Ты — мир корабельный,

Всплывающий вдруг.

92. «Что ты? — Комочек праха…»

Что ты? — Комочек праха.

Едва приметный вздох.

В когтях судьбы и страха

За участь жалких крох.

Что ты? — Пищеваренья

Бессмысленный процесс.

Молекулы томленье,

Без Бога, без небес.

Что ты? — Воспоминанье

О райских антраша.

Летящая в зиянье

Бессмертная душа.

И ты сгниешь средь тленья,

Красавица зеркал,

Под шепот восхищенья

Входящая на бал.

И эти розы, руки —

Любовника трофей —

Лишь пища смертной скуки

И гробовых червей.

Но нам еще больнее

Тебя любить, в слезах,

За плен, за тлен лилеи,

За жалобное «ах».

1935

93. «Пустых сердец прохлада…»

Пустых сердец прохлада

Страшней суровых зим.

Тогда оставить надо

Стихи, покинуть Рим.

Все ускользает странно —

Легчайший дым побед,

Прелестный лебедь Анны,

Прельщавший столько лет.

И вы, беглянки-музы,

Устали плакать вы

По северным медузам,

По пряникам Москвы.

А Блок? В стране сияний

Уже не видно Вас

Сквозь лес воспоминаний,

Статеек и прикрас.

Никак нельзя руками

Дыханье удержать.

Никак нельзя… Мы сами

Не в силах устоять.

Душа вернется к Богу,

И музыка потом

Утихнет понемногу

В пространстве голубом.

1934

94. «Как было бы скучно…»

Как было бы скучно

Без адских кругов,

Без муз неразлучных,

Без слез, без стихов.

Без долгих — до света —

Бессонниц в аду,

Без горечи этой

Свинцовой во рту.

Без музыки. В грешной

Любви без измен

И без неутешных

Разлук, перемен.

Как страшно и скучно:

Сахары квартир

И благополучно

Построенный мир…

Из мрамора пышный

Потом мавзолей

И надпись: «Всевышний —

Мир праху»… Елей.

Быть может, и млечность

Эфира потом,

И скучная вечность

В раю голубом.

1935

95. СЕРДЦЕ

Тебя, как ключиком часы,

Заводят маленькой надеждой —

И ты трепещешь средь росы,

Кузнечик, пойманный невеждой.

Ты наполняешь теплый дом

Биеньем, стуком, трепетаньем,

Стучишь по жилкам молотком,

Мешаешься с ночным дыханьем.

Ты — заводного соловья

Пружинка звонкая стальная:

Покажут иву у ручья,

Луну или кусочек рая,

И ты поешь всю ночь потом,

Заводишь радостные трели

Под лунным ивовым кустом,

Закрыв глаза, без всякой цели.

Но вот тебя ломают вдруг

Рукой рассеянной, небрежной.

Остановив волов и плуг,

Снимает шляпу пахарь нежный.

Какой искусный часовщик,

Поковыряв в нутре в телесном,

Вновь заведет тебя на миг —

Механику любви в небесном?

О, бедное! Зачем же ты

Так на земле печальной билось,

Зачем с огромной высоты

Стеклянным шариком разбилось?

1935

96. ЗИМА

Т.А.

Как странно на лужайках идеальных:

Идеи одуванчиков и трав,

Прообразы кузнечиков печальных,

Гербарий платонических дубрав.

Восходит солнце в стуже электрона.

Сияет в Африке морозный день,

И, как в стихах у старика Скаррона,

Тень лошади везет телеги тень.

Останься в этом странном трудном мире,

Где все звенит, где все в «последний раз».

Пусть две слезы, прозрачные, как в сыре,

Прольются из твоих огромных глаз.

Я первый был бы рад теплу и крыше

И дыму, вьющемуся из трубы,

Но зимний климат нам ниспослан свыше —

Никак нельзя менять удел судьбы.

О, стыдно мне подумать об отеле,

О грелке, о фуфайке шерстяной,

О панталонах теплых из фланели

Под юбочкой балетной неземной.