Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.1 - [224]

Об удивительной эрудиции писателя может свидетельствовать уникальный «Словарь неологизмов», который он составлял долгие годы и, судя по вступлению к нему, готовил к публикации.

Нельзя считать, что в этот период С. Н. Толстой совсем не писал стихов, но их было очень немного. Вершиной его поэтического творчества, наверное, можно назвать венок сонетов «Над обрывом», написанный в середине 50-х годов, тяготеющий к философской тематике и имеющий биографическую основу. В отличие от поэтов первой русской эмиграции, у С. Н. Толстого, при той же ностальгии по прошлому, нет воспевания России в настоящем. Его поэзии в высшей степени свойственна депрессивность, трагичность, не идеализация родины, но желание в любой момент отдать жизнь за нее. Условно его поэтическое творчество можно разделить на три периода: ранний, военный и послевоенный (или поздний), хотя деление это чисто формальное. Ранние стихотворения С. Н. Толстого отличаются какой-то нервозностью, колкостью, нарочитым реализмом. В них, и особенно в ранних поэмах, заметно влияние Хлебникова, Гумилева, Маяковского.

Но несомненно, все произведения С. Н. Толстого отличают своеобразные, присущие только ему, и стиль, и творческий почерк.

Язык повести «Осужденный жить» очевидно тяготеет к стилю конца прошлого века, которым писал отец и который сохранил Сергей Николаевич. Часто в предложении несколько раз повторяется одно и то же слово, но этот повтор воспринимается естественно и не требует редакторской правки; идет неспешный рассказ или диалог, с длинными, порой витиеватыми фразами, и совсем не страдает от этих повторов. Есть много просторечий, много слов, присущих только С. Н. Толстому и часто повторяющихся и в стихах, и в прозе: «купы деревьев», «выдумкой растрогаю» и много других. В тексте повести много устаревших выражений, стилизаций народной речи, и очень точно воспроизведена речь ребенка со свойственными только детям оборотами. И, конечно, нельзя не отметить удивительно тонкий авторский юмор.

Разбирая тексты рукописей, много раз отмечаешь, с какой любовью Сергей Николаевич пишет, ощущаешь эту писательскую потребность скрупулезного выписывания мелких деталей и бесконечной прямой речи, строчка за строчкой, мелким, вполне разбираемым почерком. Вообще удивляет объем написанного и отпечатанного им, и это при том, что многое потеряно и уничтожено; сколько всего сделано безымянно — радиопередачи, телепередачи, газетные и журнальные статьи, чьи-то диссертации. А сколько он переписал от руки, подолгу сидя в библиотеках — огромные объемы; сколько в архиве заметок, зарисовок, размышлений, наблюдений, рисунков, перепечаток стихотворений запрещенных тогда поэтов. Поразительно, как это было возможно все перелопатить, работая, когда? А когда он читал? И сколько же всего он прочитал! Удивительная работоспособность, широта интересов, тяга к новому и такая добросовестность при выполнении любой работы; видно, сколько литературы ему приходилось прочитывать, чтобы написать ту или иную работу. А как он следил за периодикой! В литературе по Хлебникову есть ссылки на такие издания, о которых вряд ли кто и слышал. А он все находил, обо всем знал, за всем следил. Как?!

И когда думаешь обо всем этом, то, конечно, вспоминаешь его рассказы и стихи о себе, о своей жизни, и каждый раз сжимается сердце от того, как трудно ему было, как он был больше несчастлив, чем доволен жизнью: сломанное детство, общество, в котором он был вынужден жить, — чуждое, неинтересное, постоянные материальные затруднения, недоедания, долгое невезение в личной жизни, постоянные мысли о самоубийстве. Нельзя сказать, что он вел замкнутый образ жизни. Нет. Он всегда много общался с интересными людьми, не обязательно при этом раскрывая себя перед ними до конца. Его знали и как поэта, и как журналиста, как человека очень образованного, неординарного, приятного и умного собеседника с удивительно мягким чувством юмора. Жена вспоминает его как необыкновенно нежного, заботливого и доброго человека.

Трудно оценить, каким было бы его писательское будущее, не попади он под колеса истории: с одной стороны, имея исключительные литературные способности уже в раннем детстве, он мог бы творить, как когда-то творили все русские писатели, более созерцая и отражая прекрасное, нежели негативное, но с другой, может быть, именно трагизм и стал основополагающей сутью его творчества, и такая огромная сила его произведений именно в том, что писал их человек, «осужденный жить».

Творчество С. Н. Толстого настолько необычно по сути, по внутренней силе и по мастерству, настолько очевидно вписывается в категорию высокой литературы, что приходится только сожалеть, что, совсем недавно живя среди нас, он не удостоился не только славы, но даже известности, и только сейчас стало возможным осуществить публикацию его творческого наследия.

Опасения молодого С. Н. Толстого, что «пройдут годы, и мысли наши станут никому не нужными, бессмысленными и смешными, <а> мир трудно будет чем-нибудь удивить, и нет у нас для этого данных», напрасны. Он оценен и признан, но пока мало известен широкому читателю. Оставляя нам свой бесценный трагический творческий багаж, он все же надеялся, что труд его не погибнет.