Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [440]

Туманы с моря не проникают далеко на сушу, если условия для образования их там неблагоприятны. В таких случаях они едва ли проникают более одной-полутора верст с моря.

В то время, как метеорологической станцией на маяке Св. Николая облачность была в течение 18 суток отмечена 10 баллами и знаком тумана, в полутора верстах от берега тумана не было вовсе — это обычное явление, хорошо знакомое местным инородцам и тем русским старожилам, кои живут около самого берега моря.

Естественно, что воздух, насыщенный парами и охлажденный водами Татарского пролива ниже точки росы, конденсирует пар в туман и в таком виде достигает берега, но едва он успеет отойти от береговой линии на одну-две версты, как он начинает нагреваться сам от соприкосновения с нагретой поверхностью земли (преимущественно на местах горелых, сухих или каменистых), и потому пар становится опять невидимым для глаза.

Ночные туманы нисколько не изменяют вышеприведенных положений. Вследствие лучеиспускания земля остывает очень быстро, а вместе с ней охлаждается и воздух, находящийся над ее поверхностью. Над морем воздух сохраняет более высокую температуру. Соприкасаясь с холодными берегами, туманы сгущаются сильнее, и если ветер с моря сильнее и преодолевает бризы, дующие с суши, туманы ползут по самой земле и далеко проникают в горы. В противном случае они подымаются выше и становятся видимыми лишь во вторую половину ночи, перед рассветом (см. статью о бризах).

XXVII

А вот и Копи. Издали устья реки не видно — оно хорошо маскируется лесом, только прибой волн о песчаные наносы бара указывает место, где пресная вода вливается в море. Со стороны залива, если можно только назвать заливом небольшое углубление береговой линии в суше, берег кажется пустынным, и только, когда лодки войдут в самую реку, можно увидеть шесть орочских балаганов, построенных с той и с другой стороны реки около самой воды. Балаганы крыты корьем и видно, что они сделаны на скорую руку. Вытащенные из воды и опрокинутые вверх дном лодки, жерди и стеллажи для сушки рыбы, весла, остроги и сети — все это указывает на то, что здесь орочи живут только летом, ловят рыбу, сушат ее и вообще делают себе запасы юколы на год.

Осенью же с наступлением холодов они подымаются вверх по реке на лодках: там у них свои зимние жилища, там они занимаются охотой и соболеваньем.

Несколько дальше, с правой стороны реки и (с левой руки, если смотреть вверх по течению) около гор, в одной версте от устья, виднеются, старые, полуразрушенные деревянные домики. Они брошены, теперь там никто не живет. Несколько лет тому назад здесь от какой-то повальной болезни умерло много народу. Вся обстановка внутри этих домиков сохранилась в том виде, в каком она была еще при жизни их обитателей. Есть болезни, которым орочи чрезвычайно подвержены. Особенно сильно свирепствует среди них оспа. От оспы они быстро вымирают. В течение одних или двух суток от целого стойбища не остается ни одного живого человека. Главные распространители заразы — вода, грязь в жилище и грязь на теле самого ороча, и то обстоятельство, что здоровые люди, находясь под одной кровлей с больными, имеют постоянное с ним общение.

Орочи с Тумнина, Хади и Копи ведут более оседлый образ жизни, чем родственные им орочи с рек Имана, Бикина, Хора, Самарги и Ботчи. Они подолгу живут на одних и тех же местах, где родились и выросли и где жили их отцы и деды; самые постройки их прочнее, балаганы обширнее, и ставятся они с большими удобствами, чем у «кяка» (кекари). Многие из них имеют настоящие деревянные домики, хотя сами строить их не умеют, для чего всегда нанимают плотников корейцев или русских. Орочи Императорской Гавани считают орочей, живущих на реке Копи, настоящими орочами. Действительно, даже глаз самого опытного исследователя не нашел бы разницы между теми и другими. Однако орочи с Тумнина и с реки Уй говорят, что язык копинских орочей хотя и такой же, как и у них, но все же он немного отличается от языка чистых орочей. Это отличие так ничтожно, что от слуха европейца оно совершенно ускользает, и разницу в произношении того или другого слова подметить может только сам ороч. Поэтому орочей с реки Копи они считают «другими» орочами и называют их «Орочи-ко-пинка».

На Копи орочи ждали рыбы и не торопились уходить в горы. Погода нам не благоприятствовала, море снова разбушевалось; грузовые лодки не могли итти при таком волнении, потому мы снова были вынуждены ждать, когда непогода утихнет и море успокоится. Можно было воспользоваться случаем и поэкскурсировать по окрестностям.

Весь морской берег состоит из песка. Море наметало широкий пологий вал и отделило этим валом обширную заводь Копи от залива, оставив только узкий проход для выхода пресной воды в море. Песок мелкий, сыпучий, приходящий в движение от ветра. Там, куда вода не достигает даже и во время самых больших волнений, пески находятся в состоянии покоя, они заросли крупной жесткой осокой и низкорослыми кустами шиповника. Дальше весь береговой вал покрыт корявым низкоствольным лиственичным лесом. На берегу врыты в песок два столба с японскими письменами. Это могилы японских рыбаков, умерших на чужбине. Орочи рассказывают, что покойники были закопаны в сидячем положении, лицом к востоку в сторону далекой родины. Тощий вид деревьев, шум ветра по вершинам хвои, листопад, полузасохшая, пожелтевшая трава и пасмурное небо, брошенные орочские жилища и японские могилы — все это создает очень печальную картину. От созерцания этой картины смерти и разрушения невольно хочешь скорее отделаться, стараешься перенести свои мысли, слух и зрение на что-нибудь другое, что говорило бы о жизни, о красоте природы. На отмели валялось много буреломного леса, вынесенного рекой во время половодья в море и выброшенного морем опять на берег. Частью этот валежник занесло уже песком, кое-где засыпало мелкой галькой и завалило морской травой. Среди этого хлама сухого дерева белели кости кита: огромные ребра величиной более сажени, шейные позвонки весом около пуда и т. д. Один из стрелков поднял такую кость и с любопытством начал ее рассматривать. Сопровождавшие нас орочи с испугом и тревогой на лице начали просить его, чтобы он положил кость на место. Не понимая в чем дело, солдат бросил кость в сторону. Орочи бережно взяли ее в руки и осторожно положили на прежнее место, старательно придав ей то именно положение, в котором она находилась ранее. На вопрос по этому поводу, они серьезно отвечали, что костями мертвого кита нельзя играть, нельзя их даже трогать, потому что море рассердится, подымет сильный ветер и большое волнение, море будет бушевать несколько суток и непременно, если не теперь, то потом накажет виновного.