Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [423]

Селение Хуту-Дата (что значит устье Хуту) расположено по обе стороны протоки и состоит из семи небольших деревянных домиков и из восьми берестяных балаганов. Орочские домики имеют вид русских построек, но сколочены плохо, небрежно; как дома, так и балаганы стоят без всякого порядка, где попало, где владельцу это казалось удобнее. Несколько в стороне, ближе к лесу, амбары — это типичные орочские постройки с остроконечными или полукруглыми крышами, крытые еловой корой или берестой. Амбары ставятся всегда на столбах, чтобы собаки и крысы не могли в них забраться. Тут орочи держат и муку, и рыбу, и рис, и шкуры зверей, пушнину, дорогую одежду и все, что у них есть более или менее ценного. Множество худотелых собак, опустив головы и высунув изо рта длинные языки свои, бродило по берегу, выискивая себе добычу. Более ценные собаки были на привязи. Тучи мошкары, как серый туман, вились над ними. Стараясь укрыться от гнуса, собаки выкопали себе глубокие, длинные ямы в земле и залезли в них так, что только хвост да зад видны наружу. От укусов мошкары и от пыли у них гноятся глаза. Они постоянно лапами трут себе морду, отчего вокруг глаз вся шерсть вылезла и от этого сами собаки имеют какой-то странный, смешной вид. Несколько старых дырявых лодок валялось на берегу.

Скоро все в селении Хуту-Дата приняло свой обычный вид. Люди ушли в дома и балаганы, собаки забились в ямы еще глубже и только с реки попрежнему неслись детский смех и крики. Глядя на этих 5-8-летних ребятишек, невольно изумляешься их искусству, с каким они уже теперь, в малом возрасте, владеют острогой и оморочкой. Если бы наш ребенок очутился бы в лодке посредине реки, наши матери в испуге потеряли бы голову и не знали бы, что делать; а здесь орочки спокойно покуривают свои трубки, не обращая никакого внимания на забавляющихся детей, разве только изредка какая-нибудь из них, выйдя из балагана, крикнет своему мальчику, чтоб он съездил за чем-нибудь на другую сторону реки к орочу родственнику или соседу. Несколько торных троп мимо амбаров вело к лесу. По одной из этих тропинок шла маленькая девочка лет семи и на спине своей несла большую связку хвороста, значительно превосходящую размерами ее самое. Так с малых лет орочские дети приучаются к труду и к той деятельности, которые их ожидают впоследствии, когда они станут взрослыми. Мы пошли к старшине. Внутренность орочского жилища такова: в углу стоит железная печь; с обеих сторон у стен деревянные нары, на которых в беспорядке лежат постель, одежда и куча всякого хлама. Простая скамейка и стол, покрытый черной размалеванной клеенчатой скатертью, поставленные к окну два табурета, дешевая висячая лампа, две-три фотографические карточки неизвестных лиц, повешенные на стенах без всякой симметрии, сундучки, коробки, лук, стрелы, ружья, зверовые шкуры дополняют убранство помещения. Пол и потолок сколочены плохо — много щелей. Множество слепней и мух ползало по окнам и с жужжанием билось в стекла.

Как только мы вошли, на стол был подан медный чайник, толстого стекла граненые стаканы, глиняные белые блюдца, тоненькие металлические чайные ложки, сахар, белый хлеб, купленный у русских, и банка консервированного молока. Орочи тихо сидели в стороне и молча смотрели на нас, ожидая, когда кончим мы чаепитие. Все орочи, живущие по реке Тумнину и в окрестностях Императорской Гавани, хорошо говорят по-русски. Некоторые говорят чисто и очень хорошо. Мы разговорились.

XV

Ожидался ход рыбы. Орочи беспокоились. Весенний ход кеты был очень слабый и, на несчастье, совпал еще с большой водой. Некоторые орочи поймали не более 7-10 рыб, другие ни одной. Горбуши шло много, но так как на заготовку для зимы она не годится, и сушка ее на огне требует много хлопот и времени, орочи ловили ее мало. Естественно, что осенний ход кеты теперь для них был вопросом чрезвычайно важным. В случае новой неудачи, их ожидала серьезная голодовка. Юкола (илакитали-намихта) для орочей то же самое, что для русских хлеб. Без юколы ороч будет терпеть такую же голодовку, как и русский пахарь, если год будет неурожайный. Ороч рыбой кормится сам со своей семьей, ею же он кормит и своих собак. Известно, что эти орочи часто переезжают с одного места на другое и на вопросы о причине такого перекочевывания всегда отвечают одно и тоже: «рыбы мало»! Наконец, и самые селения и стойбища их располагаются всегда в таких местах реки, около таких проток и заводей, где много идет кеты и где легко ее можно ловить сетями и колоть острогой с лодки.

Глядя на все это, невольно напрашивается вопрос: что было бы с этим краем, если б не было здесь рыбы? Орочи, эти немногочисленные представители тунгусской семьи, не жили бы здесь вовсе, и большая часть Уссурийского края, все почти побережье моря, а равно и бассейны рек Хора, Бикина, Хунгари и Анюя были бы такими же лесными пустынями, какой в настоящее время является центральная часть хребта Сихотэ-Алинь.

«Наша шибко боится, — говорили орочи Хуту-Дата, — рыба нет, чего наша кушай? Какой люди деньги есть, мука, рис, покупай — ничего! Какой люди деньги нет, соболя поймай, не могу — пропади! Собака скоро кончай!» Наш разговор перешел на тему о соболях. Как и везде, около инородцев живут скупщики этой ценной пушнины: в южной части побережья китайцы, к северу от реки Нахтоху и коло Императорской Гавани — русские. Основав свои фактории там и сям и выделив от себя небольшие отделения на соседние реки, они хозяйничают там произвольно и без всякого контроля. Правда, по высокой цене, но все же они снабжают инородцев и оружием и патронами, запасами продовольствия и прочими предметами первой необходимости. Система и приемы в этих случаях обычные. Они стараются вести дело так, чтобы ороч непременно залез в долги. Раз это достигнуто — ороч его работник, и вся пушнина переходит уже в руки кредитора по цене, какая ему покажется подходящей. Все орочи с реки Тумнина получают все необходимое у г-на Клок, поселившегося в селении Дата близ моря; все инородцы Императорской Гавани, Копи и даже Ботчи находятся в ведении Марцинкевича; южнее от Нимми до реки Нахтоху и весь район Самарги близ мыса Золотого захватил скупщик Степанов, прибывший туда года четыре тому назад из г. Владивостока. Наши собеседники не жаловались ни на Клока, ни на Марцинкевича, но говорили, что цена на все очень высокая. Принимая во внимание трудность доставки грузов на реку Тумнин (правильные пароходные рейсы между Владивостоком и Императорской Гаванью установились только в последнее время) нельзя сказать, чтобы цены были безобразны. Сами орочи дали следующие цифры: