Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения - [26]

Противоборстве

С нитью неумолимой,

Тот знает пускай:

Беспощадные ножницы

Однажды ее пресекут.

В трепете зарослей

Дикая тварь теснится,

И забрались в свои трясины

Богачи

И птахи лесные.

Просто — брести

За колесницей Фортуны,

С терпеливым обозом

По исправным дорогам

За поездом княжьим.

Но кто там один?

Исчезает в чащобе трона,

И сплетается поросль

У него за спиной,

Подымаются травы,

Глушь поглощает его.

Кто уврачует больного,

Если бальзам для него

Обратился в отраву,

Больного, который вкусил

Ненависть — в чаше любви?

Прежде презренный, ныне презревший,

Потаённо он истощает

Богатство своих достоинств

В себялюбивой тщете.

Если есть на лире твоей,

Отче любви,

Хоть единый звук,

Его слуху внятный,—

Услади ему сердце!

Взор яви из-за туч,

Освети родники без числа

Жаждущему в пустыне!

Ты, умножающий радость

Каждому тысячекратно,

Охотников благослови,

Идущих по следу на зверя

С юным задором

И жаждой убийства —

Спешащих отмстить

Тому, от кого крестьянин

Уже долгие годы

Оборонялся дубиной.

Но укрой одинокого

В золотых облаках твоих!

И зеленью зимней —

Пока не распустятся розы —

Влажные кудри увей,

О Любовь, твоего певца!

Твой мерцающий факел

Сопровождает его

В разделах пустых,

На топких дорогах,

В полночь на бродах;

А радужным утром

Ты смеешься сердцу его,

И в колющем ветре

Ввысь возносишь;

Ледяные потоки со скал

Низвергаются в песнь его,

И алтарь благодарного сердца

Озарен снеговою шапкой

Вершины, внушающей страх,

Которую сонмищем духов

Увенчали народы.

С непостижной душой,

Открытою тайной,

Из-за туч он взирает

На изумленный мир,

На избыток его богатств,

Которые он орошает

Из артерий собратьев своих.

1777

ПРИЗВАНИЕ ХУДОЖНИКА

ЗНАТОКАМ И ЦЕНИТЕЛЯМ

Не впрок природы буйный пир

Для безответных душ,

Не впрок созданья мастеров

В музеях и дворцах,

Когда не творческий порыв,

Вдруг вспыхнувший в груди,

И не влеченье властных рук

Приять и воссоздать.

1776

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ ХУДОЖНИКА

Когда бы клад высоких сил

В груди, звеня, открылся!

И мир, что в сердце зрел и жил,

Из недр к перстам пролился!

Бросает в дрожь, терзает боль,

Но не могу смириться,

Всем одарив меня, изволь,

Природа, покориться!

Могу ль забыть, как глаз обрел

Нежданное прозренье?

Как дух в глухих песках нашел

Источник вдохновенья?

Как ты дивишь, томить меня

То радостью, то гнетом!

Струями тонкими звеня,

Вздымаясь водометом.

Ты дар дремавший, знаю я,

В моей груди омыла

И узкий жребий для меня

В безбрежность обратила!

1774

НОВЫЙ АМАДИС

«Марш в чулан!» — кричал отец,

И гремел засов.

Жил я там, полумертвец,

Тысячи часов.

Там и подрастал.

Там в мечтах я утопал:

Рыцарский турнир

Там выигрывал не раз,

Там объездил мир,

Словно принц Бекас.

Замок кой-какой возвел,

Кой-какой пожег

И драконов, где нашел,

Взял на коготок.

Да, я был герой!

Под Парижем — боже мой —

Спас я де Треску,

И была со мной нежна,

Позабыв тоску,

Де Треска, княжна.

Поцелуи милых уст —

Истинный нектар.

Я влюбился, будь я пуст!

Я принес ей в дар

Сказки всей земли.

Ах! княжна, увы, вдали.

Увели. Куда?

Иль ушла сама?

Как пройти туда?

Я сойду с ума!

1774

ОРЕЛ И ГОЛУБКА

С утеса молодой орел

Пустился на добычу;

Стрелок пронзил ему крыло —

И с высоты упал

Он в масличную рощу.

Там он томился

Три долгих дня,

Три долгих ночи

И содрогался

От боли; наконец

Был исцелен

Живительным бальзамом

Всеисцеляющей природы.

Влекомый хищничеством смелым,

Приют покинул свой:

Он хочет крылья испытать.

Увы! они едва

Его подъемлют от земли —

И он, в унынии глубоком,

Садится отдохнуть

На камне у ручья.

Он смотрит на вершину дуба,

На солнце, на далекий

Небесный свод —

И в пламенных его глазах

Сверкают слезы.

Поблизости, между олив,

Крылами тихо вея,

Летали голубь и голубка.

Они к ручью спустились

И там по золотому

Песку гуляли вместе.

Водя кругом

Пурпурными глазами,

Голубка наконец

Приметила сидящего в безмолвном

Унынии орла.

Она товарища тихонько

Крылом толкнула,

Потом, с участием сердечным

Взглянувши на страдальца,

Ему сказала:

«Ты унываешь, друг!

О чем же? Оглянись — не все ли,

Что нам для счастья

Простого нужно,

Ты здесь имеешь?

Не дышат ли вокруг тебя

Благоуханием оливы?

Не защищают ли зеленой

Прозрачной сению своей

Они тебя от зноя?

И не прекрасно ль блещет

Здесь вечер золотой

На мураве и на игривых

Струях ручья?

Ты здесь гуляешь по цветам,

Покрытым свежею росою,

Ты можешь пищу

Сбирать с кустов и жажду

В струях студеных утолять.

О друг, поверь,

Умеренность — прямое счастье!

С умеренностью мы

Везде и всем довольны».

«О, мудрость, — прошептал орел,

В себя сурово погрузившись,—

Ты рассуждаешь, как голубка».

1773

ЗНАТОК И ЭНТУЗИАСТ

К девчонке моей я свел дружка,

Хотел угодить дружищу;

В ней любо все, с ней жизнь легка —

Теплей, свежей не сыщешь.

Она на кушетке в углу сидит,

Головки своей не воротит;

Он чинно ее комплиментом дарит,

Присев у окна, напротив.

Он нос свой морщил, он взор вперял

В нее — с головы до пяток.

А я взглянул… и потерял

Ума моего остаток.

Но друг мой, трезв, как никогда,

Меня отводит в угол:

«Смотри, она в боках худа

И лоб безбожно смугл».

Сказал я девушке «прости»,—

И молвил, прежде чем идти:

«О боже мой, о боже мой,

Будь грешнику судьей!».

Он в галерее был со мной,

Где дух костром пылает;

И вот уже я сам не свой —

Так за сердце хватает.

«О мастер! мастер! — вскрикнул я.—

Дай ему счастья, боже!

Пускай вознаградит тебя

Невеста, всех пригожей».

Но критик брел, учен и строг,