Собрание сочинений в четырех томах. Том 1. Песни.1961–1970 - [26]

А не то я тёлок крыть – не подумаю:

Рекордсмена портить мне – на-кось, выкуси!

Пусть починют наш амбар – ведь не гнить зерну!

Будет Пашка приставать – с им как с предателем!

С агрономом не гуляй, – ноги выдерну, —

Можешь раза два пройтись с председателем.

До свидания, я – в ГУМ, за покупками:

Это – вроде наш лабаз, но – со стеклами…

Ты мне можешь надоесть с полушубками,

В сером платьице с узорами блеклыми.

… Тут стоит культурный парк по-над речкою,

В ём гуляю – и плюю только в урны я.

Но ты, конечно, не поймешь – там, за печкою, —

Потому – ты темнота некультурная.

1966

ПЕСНЯ О ВЕЩЕЙ КАССАНДРЕ

Долго Троя в положении осадном

Оставалась неприступною твердыней,

Но троянцы не поверили Кассандре, —

Троя, может быть, стояла б и поныне.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

И в ночь, когда из чрева лошади на Трою

Спустилась смерть, как и положено, крылата,

Над избиваемой безумною толпою

Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту,

Когда сбылись все предсказания на славу,

Толпа нашла бы подходящую минуту,

Чтоб учинить свою привычную расправу.

Без устали безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

Конец простой – хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

1967

СЛУЧАЙ НА ШАХТЕ

Сидели пили вразнобой

«Мадеру», «старку», «зверобой» —

И вдруг нас всех зовут в забой, до одного:

У нас – стахановец, гагановец,

Загладовец, – и надо ведь,

Чтоб завалило именно его.

Он – в прошлом младший офицер,

Его нам ставили в пример,

Он был как юный пионер – всегда готов, —

И вот он прямо с корабля

Пришел стране давать угля, —

А вот сегодня – наломал, как видно, дров.

Спустились в штрек, и бывший зэк —

Большого риска человек —

Сказал: «Беда для нас для всех, для всех одна:

Вот раскопаем – он опять

Начнет три нормы выполнять,

Начнет стране угля давать – и нам хана.

Так что, вы, братцы, – не стараться,

А поработаем с прохладцей —

Один за всех и все за одного».

… Служил он в Таллине при Сталине —

Теперь лежит заваленный, —

Нам жаль по-человечески его…

1967

ОЙ, ГДЕ БЫЛ Я ВЧЕРА

Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей!

Только помню, что стены – с обоями,

Помню – Клавка была, и подруга при ей, —

Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал —

Мне давай сообщать,

Что хозяйку ругал,

Всех хотел застращать,

Будто голым скакал,

Будто песни орал,

А отец, говорил,

У меня – генерал!

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,

Говорил, будто все меня продали,

И гостям, говорят, не давал продыхнуть —

Донимал их своими аккордами.

А потом кончил пить —

Потому что устал, —

Начал об пол крушить

Благородный хрусталь,

Лил на стены вино,

А кофейный сервиз,

Растворивши окно,

Взял да выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать.

Но потом потихоньку оправились, —

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

И в конце уже – все позабавились.

Кто – плевал мне в лицо,

А кто – водку лил в рот,

А какой-то танцор

Бил ногами в живот…

Молодая вдова,

Верность слову храня, —

Ведь живем однова —

Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,

Делал вид, что пошел на попятную.

«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»

Развязали, – но вилки попрятали.

Тут вообще началось —

Не опишешь в словах, —

И откуда взялось

Столько силы в руках! —

Я как раненый зверь

Напоследок чудил:

Выбил окна и дверь

И балкон уронил.

Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!

Только помню, что стены – с обоями, —

И осталось лицо – и побои на нем, —

Ну куда теперь выйти с побоями!

… Если правда оно —

Ну хотя бы на треть, —

Остается одно:

Только лечь помереть!

Хорошо, что вдова

Все смогла пережить,

Пожалела меня —

И взяла к себе жить.

1967

ПЕСНЯ ПРО ПРАВОГО ИНСАЙДА

Мяч затаился в стриженой траве.

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве», —

А нам плевать, у нас – «четыре-два-четыре».

Ох инсайд! Для него – что футбол, что балет,

И всегда он играет по правому краю, —

Справедливости в мире и на поле нет —

Потому я всегда только слева играю.

Мяч затаился в стриженой траве.

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве», —

А нам плевать, у нас – «четыре-два-четыре».

Вот инсайд гол забил, получив точный пас.

Я хочу, чтоб он встретился мне на дороге, —

Не могу: меня тренер поставил в запас,

А ему сходят с рук перебитые ноги.

Мяч затаился в стриженой траве.

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве», —

А нам плевать, у нас – «четыре-два-четыре».

Ничего! Я немножечко повременю,

И пускай не дают от команды квартиру —

Догоню, я сегодня его догоню, —

Пусть меня не заявят на первенство миру.

Мяч затаился в стриженой траве.

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве», —