Собрание сочинений в 7 томах. Том 1. Начала полян - [11]

в автобусах смотрят в глаза

и ясный ведун будешь срезан как мох

и рекомендуется

не понимать

— а секс как разметка на небе как птица

чужая без имени! —

эта скрипичная нитка способна

лишь резать следы на щеке

это отсюда

по-травам-тоска сотворяется(есть

беспрерывно как шум в роднике!) —

жалом ловимых

с собою считать наравне

|1963|

мадригал поэту

[с. красовицкому]

везде твой цвет

особенно на склянках

ты — трогающий все вокруг тебя

как будто кровью

рыбы золотой

так прячут может быть за вьюшкою алмазы

как был ты нежен в ветхих рукавах

и ранил снег в окно мое свободно

коснувшись дара твоего израненного

потом меня

я глазками колец был так просвечен в саклях

и был соосвещенным ты

когда рассматривал я долго панагии

при сумерках столицы северной

и видел кровь твою

|1963|

начало леса

открывается сразу как воск поддаваясь

освещается весь!

с проемом с огнем с повтореньем огня и

проема

с местами для голоса мамы навечно:

«аи — ии»

суккубье третейство в вагонах кого-то

изведшее

тайно готовится здесь

оставлена кожа и кружевом скомканным

белеет во сне

и мягким горячим углем помещенное

что-то живое тройное

колодцем пригорком и домом

Девочку — робкую — около — речки

отдаляя играет

и вновь приближает

|1963|

появление снега

мягкий и близкий подросток неясный

в колодец в колодец

лицом побледневшим мой сон прорезая

меня освещая вдоль сердца

и возвращаясь на утро со дна

растенья на окнах коверкает

красным мне губы раня

светом с худых армяков

невидимый снег

он там недвижим

где явное место имеет как стул освещенное

издали солнце

где только они

крови подобно без кожи рожденные

без корки иной

и пламя яснее — от печки, от неба —

как будто проявлен ваш образ

на улице в детстве

в поле и в доме арестном

на камне и желтой бумаге

|1963|

коломенская церковь

[и. вулоху]

овес

зернами тебе подражающий

красным пятном отражался

на пару с тобой

когда в облике мысли нас видел сперва

Спас

сеть

осенним угаром возможна на ягодах

над кожею звоном твоим

но весть

восходящая ввысь

единственно суть

у ветра

синицы и друга

спросил я навеки ли мы

и отвечала снаружи печально:

«три»

|1964|

засыпающий в детстве

а высоко — река моя из ду́хов:

друг в друга вы вбегающие

и так — темнея —

вдаль и вдаль

и от ушибов дела нежащего

любимые и мягкие

вы платья странны в той реке:

не детского ли духа искрами

там в черной дали голубой

а сами — прорубями в свете открывающемся

вы в свете поля далеко мелькающие

как над полянами в лесу — их лики:

вы где-то в поле на ветру

как рукопись теперь во сне — его

поверхностью белеющей:

— светлы́

|1965|

Степень: остоики 1964–1965

ночь к весне

темно в сенях

в одежде есть пугающее

от дерева ли зверя ли какого

пылающими островками

опасное для разума плывет

петух отметит криком оползень

далекого комка земли

и тьма хранит свои столбы и впадины

огнем неведомым притянутые издали

чтоб место белым дать полям

края поляны затенить

|1964|

утро в парке

а может быть скамейки синей страшно:

там — та из раненных

иным огнем

и след высокой этой Силы

хранит ребенок слабо понимая

шурша как ветка на песке

(а Сила не ушла нетронутой:

придется ей потом преодолеть

играющую теперь у ног)

уйдут как дерево качающее ветками

о ране помня или ожидая

как дерево пройдут и среди тех

кто может быть

не помнит и начала

|1964|

любимое в августе

светом

страдающе-в-облике-собранным

из первосвета явившись

вздрагивая

ждать

и создана там где обилие лёта-идеи

склонно наверное к дару

где покорилось уменьшенной частью

тихим увидеть себя:

«быть»

как в сознании было бы птиц:

«−−»[8]

|1964|

константин леонтьев: утро в оптиной пустыни

снова — такое же поле

как будто не видишь:

в горнице — будто — из боли своей создаешь:

ярко: в такую же — бывшую — ширь! —

снова

какого-то третьего ты вспоминаешь

что-то без слов объясняющего:

дома — при матери — снящейся словно

береста! —

и — как при устье направленном в поле

в сумерках — вновь — у окна ты внимателен:

«есть» — повторяешь — как будто

в себя помещаешь

светящее место:

— о есть!—

и неизменно

свежо

повторяется так словно день чередуется

ясно

и — не накапливая

что-нибудь — возраст творящее:

есть — как тогда!

за окном

беспрестанно:

вместе с верхушками ветел себя Сотрясая:

Сыплет и светом и пылью

как детская ель! —

и — время от времени:

темью при комьях белеющих:

самообъяснимо — что е с т ь

|1964|

ты с конца

сквозь ветки бенгальского пламени мая

шелком ли ветром сбиваемым

тянешься так

что рябь только мыслиться может:

что же? — себе говорю

место ль не тронуто бывшего взгляда

над снежною песнью ли гречки

стуча по-воздушному

ау-проглянуло*

и — нет?

раня себя понимаю что где-то

Струится-свет-слез[9]

может учитываться словно сады

и двигаясь

Зримое-знают-и-выше-блистая*

на спящего скулах изменится в золото

чтобы страдание было единым

и там разумея

и здесь

и ночью — как от тебя одеянье —

темя — преграда-приманка в игре

для Плачется-ярче-чем-мозг-у-дарящего-выше*

и есть самомысль при которой гощу

которая будет то ты (это цвета железа —

охотники-люди)

то вы (это цвета кровавого)

и когда не умея все это

то в свою очередь — я

|1964|

детство к. [10] на влтаве

протащатся во сне зубцы костела

не как-нибудь — в метели — через

представленье

бумаги — белого цветка — и поля

где мамой ставшая уже не чья-то дочь

а задевая глаз во сне:

и расширяясь

в боли зрячей:

ромашками бесчисленными

мелькает вверх: