Собрание сочинений в 7 томах. Том 1. Начала полян - [10]

через мои рукава

где холод где рядом окно а за ним

сугробы ворота дома

|1962|

[112

казимир малевич

…и восходят поля в небо.

Из песнопения

(вариант)

где сторож труда только образ Отца

не введено поклонение кругу

и доски простые не требуют лика

а издали — будто бы пение церкви

не знает отныне певцов-восприемников

и построено словно не знавший

периодов времени город

так же и воля другая в те годы творила

себя же самой расстановку —

город — страница — железо — поляна —

квадрат:

— прост как огонь под золой утешающий

Витебск

— под знаком намека был отдан и взят

Велимир

— а Эль[6] он как линия он вдалеке

для прощанья

— это как будто концовка для библии: срез —

завершение — Хармс

— в досках другими исполнен

белого гроба эскиз[7]

и — восходят — поля — в небо

от каждого — есть — направление

к каждой — звезде

и бьет управляя железа концом

под нищей зарей

и круг завершился: как с неба увидена

работа чтоб видеть как с неба

|1962|

вдруг — мелькание праздника

а ведь и днем не назовешь! —

как будто это птицы свет

(теперь «свет Моцарта» сказал бы)! —

кружа играющего легкого

по миру будто из себя

катая по кругам-подсолнухам

даль наполняли словно шумом мельничным

и блеском девушки! — для праздника святее

сиянием первичным —

(хотя всегда мы умираем

а это нами и живет:

блестим расплескиваясь тихостью

себе не разрешая знать) —

и все прозрачней леса тень

и вот — как даропринимательница

ряды сияния выстраивает

и добавляет из себя

последний вздох дневного пенья —

и — ровен мир! — река серебряна

поляна золотиста

я юн (как с Губ-что-Свет)

|1963|

цветы от себя самому

в разрешенной ему дорогой глубине

он затравленный жив

он стар но однажды приснилась глубоко

и гулко

забытая словно для столяра стол неудавшийся

впервые понятная дочь

и он просыпаясь себя помещал перед лампой

и понял себя существующим явно

самоспасающим садом

он думал: как странно что стены с утра

существуют

о как непонятно за чьи говорится глаза́

все это игра и отныне существенна

только защита себя словно гла́за

как будто есть что-то пока кое-что берегут

зачем не разрушить когда лишь меня

укрывает

и в сказке нет смысла ненужных беречь

о как непонятно мне это укрытие

и он тяжелеет бесшумно ногами

словно к а́тласу в детстве к ключицам

внимателен

зная о чем-то растительно-ярком

о внешней и внутренней смежной чащобе

без цвета одежд

и добывает

цветы для себя в тайниках своего же

хожденья —

прекрасны как память во время расстрела

в подвале!

воспитаны холодом лунным

в ночь гимназическую

и был он арктически-цепок как будто

вися словно пух

— о где же то дно где диктуется слово Аа

где реки текут словно вниз и в платке пуховом

по — берегу — женщина

реки — Аа

|1963|

девочка в детстве

уходит

как светлая нитка дыханием в поле

и бело-картонная гречка

срезается лесом

птицы словно соломинки

принимают шум леса на шеи

косички ее вдоль спины наугад

словно во сне начинают село

глядя на край каланчи

и там на юру на ветру

за сердцем далеким дождя золотого

ель без ели играет

в ю без ю

|1963|

День присутствия всех и всего 1963–1965

распределение сада

это облако взято

при утреннем зрении снизу наверх

одиноких полян

при свете похожем для блюдца

чтобы лицо приподняв удивиться

рядом с лицом подоконнику

светлому для слабого глаза

и тронув слезой эта слабость опять одарит

далекими пятнами стен

проемы решеток и веток

и засветится подглазьями мягкими

на лицах у женщин

распределенье настурций

среди кустов и скамеек

и лишь через сад разрешаю я зрение

ближе к себе затемняя

и на себя принимаю

легкую свежую тяжесть —

пробы соседнего дерева не отказаться

от движения слабого

а в памяти август соседствует с мрамором

и в отсвете этом

и рядом в домах притеснений

сегодня победу хранит

день присутствия всех и всего:

совместности облака солнцестояния голоса

матери

(светится соприкасается)

лестницы к астрам направленной

боли в висках

|1963|

к распределению сада

и примем мы свет на движенья нескромные

от самих лопастей

сегодняшнего цветодержца

не зная что камни и ветки и кожа лица —

видимые раны его!

и «я» говоря называем его расхитителем

одного неизменного

праодного своего же сверхсада

и здесь за оградою астры

не утешая ярки́

словно руки он режет себе!

|1963|

вторая весть с юга

отмечу что лицом ко мне

похожим на порезы вдоль сирени

и тайным ворсом крови сильная —

там за ее воротником

а сердце будто бы при шуме спрятанном

иголки с выявленьем музыки!

и проверяя есть ли мы

учесть придется нас с начала крови

она одна и нет конца

и «я» и «ты» лишь щебет птиц

уже вдали

уже не здесь

но есть и вызовы в больницу к маме

и вечная по улицам ходьба

Как жизнь долга Прерывиста И птицы

летят другие Слабые как мы

Себя как их Не жаль И будешь обесценена

как Много убивая

доказывали в детстве нам

|1963|

река за городом

а паутинная

пылью со дна как местами чердачными

восходящая к полю

и шелк и паутина

ее притягивая увлекутся

соседями оказаться такими же

как тень и пыль

и паутинная

как шелк во сне покажется нездешней

и связи с облаками

из пуха-хромоножки трав

глаза обманывающих

и алеющих

|1964|

возвращение страха

дети серебряны цинковы ваши ключицы

рука как Норвегия в книге у маминых щек

но краскою бросят на крест чтобы стаял

людской матерьял

словно кожа с Крестителя рук

о помни: есть верфи где сталь отражает

людей ягуарову радугу

как хозяином леса дубильщиком кожи