Собрание сочинений в 4 томах. Том 3 - [116]

Гордон. Тем хуже для него. Если ты сел в современный экспресс и вдруг решил, что лучше пойти пешком, то не спрыгивай по крайней мере на полном ходу…

Фей. Это правда…

Гордон. Я же все знаю. Он мне проговорился уже тогда, когда мы ее пробовали в зоне смерти. Библия. Это покаяние. Теперь после Хиросимы, как завещали еврейские пророки Ветхого завета, он ищет искупления. Это самая скверная игра, на которой можно потерять все.

Фей. Гарри, подумайте, что вы говорите… Вы говорите отвратительные вещи.

Гордон. Я говорю дело и только дело. И еще раз повторяю: мэтр, вы являетесь духовным отцом Антуана… но, может быть, вы внушаете ему эти ветхозаветные идеи… вы же еврей…

Эйнштейн(открыл дверь). Пожалуйста. И никогда не входите в мой дом. Я не буду жалеть о том, что знал вас, я забуду об этом.

Гордон молча удаляется.

Фей. Гарри сошел с ума. Он испугался… все они несчастны. Верните его.

Эйнштейн. Мне безразлично, как рождаются мерзавцы… В результате испуга или как-то иначе. Этот уже хочет делать супербомбу… Я знаю… Он сбросит бомбу на Париж, на Москву, на Рим, лишь бы при дворе современного Тиберия[71] сказали, что он благонадежен. О мерзавцы…

Эпизод девятый

Место действия первого эпизода. Розовый зал, как и тогда, залит ярким светом. Столик с коктейлями. Меллинген и сенатор.

Меллинген(мягко). Ты уж, пожалуйста, не веди себя, как свинопас.

Сенатор. Да-да-да, я свинопас с Дикого Запада, как мои друзья говорят за моей спиной! Ты получил шлифовку в каких-то там изысканных колледжах. Ты — знать Нью-Йорка. А я имел дело с быками…

Меллинген. Нашел чем хвастаться. Быки не лучшее, что есть в природе.

Сенатор. Ты без быков подохнешь в своем вонючем Нью-Йорке. И наконец, мои предки были пионерами, врубившимися с топорами и пистолетами в эту страну.

Меллинген. Мои предки тоже были пионерами, но…

Сенатор. «Но», «но»… Ничего не «но». Я приехал сюда не для того, чтобы распивать коктейли с мистером Эйнштейном. У меня с ним будет деловой разговор. А раз деловой, то грубый. Ты можешь пожимать плечами, пока их не вывихнешь, а я буду гнуть свою линию. Мы их распустили. Какого черта он орет: «Запретите бомбу», «запретите бомбу». Идиот. Без этой бомбы нас сожрут красные, сожрут китайцы. Хоть он сам такой же.

Меллинген(веселится). Китаец?

Сенатор. Пожалуйста, не шути. У меня имеются кое-какие данные. Он стоит за социализм.

Меллинген. Милый умник, эти ученые-идиоты, как ты их называешь, показали, на что они способны.

Сенатор. Тогда какого черта кричать «заройте бомбу»? Не зароем. Не для этого мы вкладывали деньги. Пусть успокоится.

Входят Эйнштейн и Притчард.

Эйнштейн(со смехом, почти радостно). Господа, приношу глубокое извинение за опоздание. Я провалился.

Меллинген(с интересом). Как — провалились? Где?

Эйнштейн. У меня есть юная приятельница, мы встречаемся в саду и вместе делаем арифметику. Я провалился по арифметике. Джен решила задачу, я не мог. Словом, профессор прославленного института высших исследований в Принстоне провалился.

Меллинген(в тон). И прибавился еще один анекдот из жизни Альберта Эйнштейна.

Сенатор. Надеюсь, все мы понимаем, что встретились не ради анекдотов. (Эйнштейну.) Вы разрешите мне задать вам несколько вопросов?

Эйнштейн. О да, конечно.

Сенатор. Я слышал, что вы верите в бога Спинозы. Значит, бог все-таки есть…

Эйнштейн. Да. Но не тот, который играет с людьми в карты.

Сенатор. В карты? Отлично. А это правда, что вы приехали в Америку, чтобы отнять у нас нашего бога?

Эйнштейн. О да… а для чего же еще… Хотя лично мне ваш бог не нужен, потому что я не собираюсь управлять людьми и заниматься бизнесом.

Сенатор. А как вы смотрите на бизнес?

Эйнштейн. По-моему, человек, занятый только наживой, отличается от обезьяны тем, что обезьяна симпатичнее его.

Сенатор. И за это спасибо. А скажите, вы посылали приветствие Ленину?

Эйнштейн(пребывает в своем хорошем настроении). О да, конечно.

Сенатор. Через кого?

Эйнштейн. Не помню. Кажется, через Роллана[72] или кого-то из его друзей… Это было так давно.

Сенатор. Зачем вы это сделали?

Эйнштейн(как о том, что понятно само собой). Ленин… (Помолчал.) Ленин.

Сенатор. Я спрашиваю, зачем вы это сделали?

Эйнштейн. Хорошо. Я скажу. (Медленно, подбирая слова, как бы объясняя.) Я его приветствовал потому, что этот революционер был поистине философ, находившийся в «надличном». Забыть себя — значит помнить о людях… Такие люди, как Ленин, являются хранителями и реставраторами совести человечества. Он хотел преобразовать общество на основе разума и науки. И он отдал полностью себя и всю свою жизнь делу реализации социальной справедливости. Он умер трагически рано.

Сенатор. Теперь позвольте задать вам другой вопрос.

Эйнштейн. Пожалуйста.

Сенатор. Какой, по-вашему, социальный порядок более всего подходит для современности?

Эйнштейн. По-моему, лучшим был бы социалистический порядок. Он позитивен. Его идеи соответствуют современному прогрессу.

Сенатор. Советы?

Эйнштейн. Не знаю. Но мир будет единым.

Сенатор. Русский мир?

Эйнштейн. Он не будет русским, не будет немецким, не будет американским. Он будет общечеловеческим… Я верю в этот мир.

Сенатор(подчеркнуто вежливо)