Собрание сочинений в 14 томах. Том 3 - [106]

– А-а-а! А-а-а! – ревел Леклер, бессильно потрясая кулаком, так как не мог вымолвить ни слова.

Но Батар был неукротим. Он валялся на снегу, беспомощный, и все-таки пытался зарычать, но не мог, и только его верхняя губа слегка подергивалась и вздрагивала. Леклер пнул его ногой, а пес ослабевшими челюстями схватил хозяина за щиколотку, но даже не прокусил ему кожу.

Тогда Леклер поднял бич и принялся хлестать Батара с такой яростью, словно решил рассечь его на куски, и с каждым ударом бича он выкрикивал:

– На этот раз я тебя обломать! А? Клянусь бог! Я тебя обломать!

Наконец Леклер ослабел, и, почти лишившись чувств от потери крови, обмяк и рухнул рядом со своей жертвой, а когда жаждущие мести собаки подползли к ним вплотную, он, теряя последние остатки сознания, навалился всем телом на Батара, чтобы защитить его от их клыков.

Это произошло неподалеку от Санрайза, и несколько часов спустя миссионер, открыв дверь Леклеру, с удивлением заметил, что в упряжке нет Батара. Он удивился еще больше, когда Леклер, сбросив с нарт полость, схватил Батара в охапку и, шатаясь, перешагнул порог.

В этот день врач из Мак-Куэсчэна, бродяга по натуре, заехал к миссионеру поболтать о том о сем, и они оба захотели было осмотреть раны Леклера.

– Merci, non,[59] – отказался тот. – Вы сначала лечить собаку… Издохнуть?.. Нет, нельзя. Я буду его обломать. Вот почему он не надо издохнуть.

Леклер выжил, и врач говорил, что это исключительный случай, а миссионер назвал это чудом, но за время болезни он так ослабел, что весной схватил лихорадку и опять слег. Батар был совсем плох, но сила жизни в нем преодолела все. Кости его задних ног срослись, и за те несколько недель, что он лежал, скрученный ремнями, на полу, к нему вернулось здоровье. А к тому времени, когда Леклер поправился и, с желтым лицом, еле передвигая ноги, стал выходить из дома погреться на солнце, Батар уже вернул себе главенство над своими сородичами и покорил не только товарищей по упряжке, но и собак миссионера.

Ни один мускул у него не дрогнул, ни один волос не пошевельнулся, когда Леклер, пошатываясь и опираясь на руку миссионера, впервые вышел из дома и медленно, с необычайной осторожностью опустился на трехногий табурет.

– Bon! – проговорил он. – Bon! Хорошее солнце!

И он вытянул свои исхудалые руки, наслаждаясь солнечным теплом.

Но вот взгляд Леклера упал на пса, и прежний огонь загорелся в его глазах. Он притронулся к руке миссионера.

– Mon père,[60] эт-тот Батар – дьявол. Вы принесите мне один пистолет, чтобы я мог пить солнце спокойно.

И с этих пор Леклер подолгу сидел на солнце у порога. Ни разу он не вздремнул, а пистолет всегда лежал у него на коленях. Каждый день Батар прежде всего проверял, на месте ли пистолет. При виде оружия он слегка вздергивал губу в знак того, что ему все понятно, а Леклер тоже вздергивал губу, ухмыляясь в ответ. Как-то раз миссионер обратил на это внимание.

– Господи боже! – проговорил он. – Можно подумать, что этот пес все понимает!

Леклер негромко рассмеялся.

– Смотрите, mon père, что я сейчас буду говорить, а он слушать.

И Батар, словно в подтверждение его слов, чуть заметно навострил здоровое ухо, будто стараясь не пропустить ни звука.

– Я сказать «убью»!

Батар глухо заворчал, шерсть взъерошилась у него на загривке, и все мускулы напряглись в ожидании.

– Я поднимать пистолет, вот так.

И Леклер навел пистолет на Батара.

Батар, метнувшись в сторону, одним прыжком отскочил за угол дома.

– Господи боже! – повторил миссионер.

Леклер горделиво осклабился.

– Но почему он не убежит от вас?

Леклер пожал плечами – излюбленный жест французов, выражающий все что угодно, начиная от полного неведения до глубочайшего понимания.

– Так почему же вы его не убьете?

Леклер снова пожал плечами.

– Mon père, – ответил он, помолчав, – время еще не наступить. Он дьявол. Когда-нибудь я его обломать так и вот так– на кусочки. Когда-нибудь! Bon!

Настал день, когда Леклер собрал своих собак и в плоскодонке отправился вниз по течению до Сороковой Мили, потом до Поркьюпайна, а там нанялся в Компанию Тихоокеанского побережья и большую часть года занимался разведкой. Затем он поднялся вверх по Коюкуку до покинутого жителями поселка Арктик-сити и вернулся по Юкону, плывя вниз по течению от лагеря до лагеря. И за эти долгие месяцы Батар прошел суровую школу. Он подвергался многим пыткам, в частности пытке голодом, пытке жаждой, пытке огнем и самой страшной из всех – пытке музыкой.

Как и все его сородичи, он не выносил музыки. Она жестоко терзала его, раздражала каждый его нерв и как бы разрывала на части все его существо. Слушая ее, он выл протяжным волчьим воем, как волки воют на звезды в морозные ночи. Он не мог удержаться. Это была его единственная слабая сторона в борьбе с Леклером, и это был его позор. Леклер, напротив, страстно любил музыку, так же страстно, как хмель. И если его душа жаждала проявить себя, она обычно избирала один из этих двух способов, но чаще всего – оба. Когда же Леклер был пьян и в мозгу его звучали неспетые песни, в нем пробуждался дремлющий демон, и душа его находила свое высшее проявление в пытке Батара.