Собрание сочинений, том 9 - [17]

Вся лондонская пресса, утренние и вечерние газеты, ежедневные и еженедельные органы, восстали, как один, против этой «ведущей газеты». Газета «Morning Post»[28] насмехается над своими коллегами из «Times», упрекая их в намеренном распространении ложных и нелепых известий. Газета «Morning Herald» называет «Times» «нашим еврейско-австро-русским современником», а газета «Daily News»[29] более кратко характеризует ее как «орган Бруннова». Близнец «Times» — газета «Morning Chronicle»[30] — наносит ей такой удар:

«Журналисты, которые предлагают выдать Турецкую империю России во имя коммерческого благополучия дюжины греческих фирм, могут по праву притязать на монополию в отношении блестящего остроумия!»

Газета «Morning Advertiser»[31] говорит:

«Газета «Times» права, когда уверяет, что она одинока в своей защите русских интересов… Она, правда, печатается на английском языке. Но это — единственное, что есть в ней английского. Там, где вопрос касается России, она насквозь русская».

Без сомнения, русский медведь не уберет своих лап, пока он убежден, что «entente cordiale» {«сердечное согласие». Ред.} между Англией и Францией[32] носит преходящий характер. В этом отношении интересно следующее поразительное стечение обстоятельств. В тот самый день, когда газета «Times» пыталась убедить лордов Абердина и Кларендона в том, что турецкие дела, это — всего лишь мелочная ссора между Францией и Россией, «roi des droles» {«король шутов». Ред.}, как Гизо обычно называл г-на Гранье де Кассаньяка, сделал в «Constitutionnel»[33] открытие, что вся эта история сводится лишь к ссоре между лордом Пальмерстоном и царем. Поистине, читая эти газеты, понимаешь греческих ораторов с македонскими «быками» на языках во времена, когда Демосфен выступал со своими пламенными филиппиками.

Что касается британской аристократии, представленной коалиционным министерством, то она, если бы это потребовалось, пожертвовала бы национальными английскими интересами в угоду своим особым классовым интересам и допустила бы укрепление молодого деспотизма на Востоке в надежде найти поддержку для своей хилой олигархии на Западе. Что касается Луи-Наполеона, то он колеблется. Все его симпатии принадлежат самодержцу, систему правления которого он ввел во Франции, а все его антипатии направлены против Англии, парламентскую систему которой он во Франции уничтожил. Кроме того, если он позволит царю грабить на Востоке, последний, быть может, позволит ему грабить на Западе. С другой стороны, он не совсем уверен в чувствах, которые Священный союз питает к «хану-выскочке». Поэтому он ведет двусмысленную политику, стремясь одурачить великие державы Европы так же, как он в свое время одурачил парламентские партии французского Национального собрания. Демонстративно братаясь с английским послом в Турции, лордом Стратфордом де Редклиффом, он одновременно обхаживает русскую княгиню фон Ливен, давая ей самые льстивые обещания, и посылает ко двору султана г-на Делакура, горячего сторонника австро-французского союза в противовес англо-французскому. Он отдает приказ тулонскому флоту направиться в греческие воды, а на следующий день объявляет в «Moniteur», что это произошло без какого-либо предварительного согласования с Англией. Приказывая одному из своих органов, «Pays»[34], трактовать восточный вопрос как в высшей степени важный для Франции, он одновременно разрешает другому своему органу, «Constitutionnel», утверждать, что в восточном вопросе на карту поставлены русские, австрийские и английские интересы, а интересы Франции затронуты в нем лишь косвенным образом, и потому-де она занимает совершенно независимую позицию. Кто ему предложит больше, Россия или Англия, — вот как стоит для него вопрос.

Написано К. Марксом 25 марта 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3739, 11 апреля 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке полностью публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС ТУРЕЦКИЙ ВОПРОС

Лишь с недавних пор западноевропейская и американская публика получила возможность составить более или менее правильное суждение о турецких делах. Турция была до греческого восстания[35] во всех отношениях terra incognita {неизвестная земля. Ред.}, и распространенные о ней среди публики банальные представления покоились больше на сказках из «Тысячи и одной ночи», чем на исторических фактах. Правда, официальные дипломатические представители, побывавшие в Турции, хвастались, что они обладают более точными знаниями; но и эти знания были ничтожными, так как никто из этих официальных лиц не потрудился изучить турецкий, южнославянский или новогреческий языки и все они без исключения полагались на тенденциозные сообщения переводчиков-греков и франкских^{1} купцов. К тому же эти праздные дипломаты постоянно тратили свое время на всевозможные интриги. Похвальное исключение составляет среди них только Йозеф фон Гаммер, немецкий историк Турции. Эти господа нисколько не интересовались народом, учреждениями и общественным строем страны; они занимались только двором и, в особенности, греческими фанариотами