— Интересно, не правда ли? — сказал «Пони», пыхтя на соседнем пути. — Если бы этот человек попал под наши колеса, то от него осталось бы только красное пятно, а мы и не знали бы, что сделали, — потом, наверху, где пар гудит, так ужасно спокойно…
— Я знаю, — сказал № 007. — Я чувствую, как будто потерял свой жар и холодею. Он, действительно, величайший человек на земле…
Они были на далеком северном конце двора, под башней, от которой расходились пути в четыре стороны. Бостонский «Компаунд» должен был тянуть приведенные № 007 вагоны до какой-то отдаленной северной станции по неважному полотну и громко сожалел о девяностошестифунтовых рельсах дорог А и Б.
— Вы молоды, вы молоды, — кашляя, говорил он. — Вы не даете себе отчета в лежащей на вас ответственности.
— Нет, отдаем, — резко сказал «Пони», — но не изнываем под ее тяжестью. — Потом он выпустил пар сбоку, словно выплюнул: — Тащит она груз ценностью не более пятнадцати тысяч долларов, а рассуждает так, как будто он стоит сто тысяч. Извините, сударыня. Вот ваш путь… Ну так и есть, попала не туда, куда следует.
«Компаунд» полз по пути, тянувшемуся вдоль длинного откоса, испуская страшные стоны на каждой стрелке и двигаясь, словно корова в метель. В депо наступила короткая пауза после того, как исчезли задние огни поезда; стрелки громко замкнулись, и все, казалось, остановилось в ожидании.
— Теперь я покажу вам кое-что интересное, — сказал «Пони». — Когда «Пурпуровый Император» приходит не вовремя, то, кажется, готова поколебаться сама конституция. Первый удар двенадцати…
«Бум!» — пробили часы на большой башне, и № 007 услышал вдали полный, вибрирующий звук: иа-а, иа-а-а. Фонарь с рефлектором заблестел на горизонте, словно звезда, перешел в ослепительный блеск, а тихая песенка сменилась оглушающей музыкой. Вызывающее восклицание: «Иа-ах, иа-ах!», которым заканчивалась песня, раздалось в полутора милях за депо; но № 007 мельком увидел великолепный шестиколесный курьерский локомотив, который вез раззолоченного «Пурпурового Императора», экспресс миллионеров, шедший на юг, оставляя за собой мили с быстротой, с которой человек состругивает щепки с мягкой доски. Промелькнуло только пятно эмали каштанового цвета, полоса белого электрического света, лившегося из окон вагонов, и сверкнули никелированные перила на задней платформе.
— О-о-о! — сказал № 007.
— Семьдесят пять миль в час. Ванны, как я слышал, парикмахерская, библиотека и все остальное. Да, сэр; семьдесят пять в час! Но в депо он будет разговаривать с вами совершенно так же демократично, как я. А я… чтобы черт побрал устройство моих колес!.. Я слетел бы с рельсов, если бы шел половинным его ходом. Он хозяин нашего парка. Чистится у нас. Я представлю вас ему как-нибудь на днях. С ним стоит познакомиться. Немногие могут петь такую песню, как он.
№ 007 был слишком взволнован и не ответил. Он не слышал бешеных звонков телефона в башке, не слышал, как кто-то крикнул его машинисту:
— Готов пар?
— Достаточно для того, чтобы уйти за сто миль отсюда! — сказал машинист, который терпеть не мог подъездных путей.
— Ну, так пускайте! Поезд большой скорости опрокинулся в сорока милях отсюда. Пострадавших нет, но оба пути заняты. К счастью, здесь есть запасной поезд и краны для поднятия тяжестей. Рабочие будут здесь через минуту. Поторопитесь.
— Но я с удовольствием сбросил бы с себя весь этот груз, — сказал «Пони», когда № 007 с шумом отодвинулся к угрюмому на вид и грязному вагону, наполненному инструментами; за ним шли платформы с разными приспособлениями.
— Всякому своя судьба; но вам посчастливилось, малютка. Старайтесь не шуметь. Ваш колесный ход удобен для этого пути, а изгибы тут ничтожные. Ах да! «Команч» говорил, что тут, на участке, есть одно место, где вас может тряхнуть немного. В пятнадцати с половиною милях за подъемом, у переезда Джэксон. Вы узнаете его по дому фермера, ветряной мельнице и пяти кленам во дворе. Мельница находится на западе от кленов. А посреди этого участка есть восьмидесятифутовый железный мост без предохранительных перил. Увидимся позже. Желаю счастья.
№ 007 не успел опомниться, как уже летел по полотну в безмолвный, темный мир. Тут его одолели ночные страхи. Он вспомнил все, что слышал об обвалах, о грудах камней, смытых дождем, о вырванных ветром деревьях, заблудившемся скоте; припомнил все, что говорил «бостонский компаунд» о лежащей на них ответственности, и еще многое, кроме того, что выдумывал уже сам. Сильно дрожащим голосом свистнул он в первый раз на переезде (целое событие в жизни локомотива); вид взбесившейся лошади и человека с бледным лицом в кабриолете, менее чем в ярде справа, не способствовал успокоению нервов. Он был уверен, что соскочит с рельсов; чувствовал, как ролики его колес подымались по рельсам на каждом изгибе; думал, что при первом же подъеме свалится так же, как свалился «Команч». Он спустился к переезду Джэксон, увидел ветряную мельницу к западу от кленов, почувствовал, как прыгали под ним плохо проложенные шпалы, и крупные капли пота проступили по всему его котлу. При каждом сильном толчке он думал, что сломалась ось; а по восьмидесятифутовому мосту он пробрался, словно преследуемая кем-нибудь кошка по верху забора. Потом мокрый лист прилип к стеклу его переднего фонаря и бросал мимолетную тень на полотно; № 007 подумал, что это какое-нибудь пляшущее животное; наверно, мягкое, а все мягкое, попадающее под локомотив, пугает его так же, как и слона. Но сидевшие сзади люди казались спокойными. Они беззаботно перелезали с парового колпака на тендер; шутили с машинистом, который услышал их шаги среди угля, и напевали.
