Собрание сочинений. Том 5. Наулака. Старая Англия - [22]

Завтрак вызвал в душе Тарвина сильную тоску по родине. После месяца, проведенного на море, двух дней на железной дороге, где пришлось поесть кое-как два раза, и ночи на постоялом дворе ему особенно понравилась простая домашняя еда и обильный американский завтрак. Он начался с арбуза — в этот момент Тарвин еще не чувствовал себя, как дома, потому что арбузы были почти неизвестной роскошью в Топазе и вообще не красовались в апреле во фруктовых магазинах. Но овсянка возвратила его домой, а котлеты и вареный картофель, кофе и различные печенья возбудили воспоминания, достаточно глубокие, чтобы вызвать слезы. Миссис Эстес, польщенная его восторгом, сказала, что следует достать кувшин кленового сиропа, который им прислали из Бангора, и, когда бесшумно двигавшийся слуга в белой одежде и красном тюрбане принес вафли, она послала его за сиропом. Все они были очень довольны и говорили приятные вещи об американской республике.

Конечно, у Тарвина в кармане была карта Колорадо, и, когда разговор, перескакивая с одной части Соединенных Штатов на другую, перешел к западу, он разостлал карту на столе между вафлями и котлетой и указал местоположение Топаза. Он объяснил Эстесам, как подняла бы город новая дорога, проведенная с севера на юг; потом принялся с любовью рассказывать, что это за чудесный город, какие здания построены там за последний год, как жители быстро оправились после пожара и начали строиться на следующее же утро. Пожар дал городу миллион долларов страховой премии, говорил он. Он преувеличивал свои же преувеличения в бессознательном обращении к громадному пустынному пространству, лежавшему за окном. Он не хотел допустить, чтобы Восток поглотил его или Топаз.

— К нам приедет молодая леди, кажется, из вашего штата, — прервала его миссис Эстес, для которой все западные города были безразличны. — Ведь из Топаза, Люсьен? Я почти уверена, что оттуда.

Она встала, подошла к рабочей корзинке и вынула письмо, которое подтвердило ее слова:

— Да, Топаз. Некая мисс Шерифф. Она приезжает к нам от Зенанской миссии. Может быть, вы знаете ее?

Голова Тарвина склонилась над картой.

— Да, я знаю ее. Когда она может приехать сюда?

— Вероятно, на днях.

— Так… Жаль молодую девушку, совершенно одинокую, вдали от друзей, — сказал Тарвин, — хотя я уверен, что вы отнесетесь к ней по-дружески, — быстро прибавил он, ловя взгляд миссис Эстес.

— Попробуем сделать так, чтобы она не загрустила по дому, — сказала миссис Эстес с материнской ноткой в голосе. — Ведь вы знаете, Фред и Лора в Бангоре, — прибавила она после некоторого молчания.

— Это будет доброе дело с вашей стороны, — сказал Тарвин с более сильным чувством, чем требовали интересы Зенанской миссии.

— Могу я спросить, что вы здесь делаете? — спросил миссионер, подавая жене чашку, чтобы она налила ему еще кофе. Он говорил довольно сдержанно, и слова выходили глухо из густой чащи бороды, седой и необыкновенно длинной. У него было доброе, некрасивое лицо, резкое, но дружелюбное обращение и прямой взгляд, который понравился Тарвину. Это был человек с определенными взглядами, в особенности относительно того, что касалось туземных рас.

— Я занимаюсь изысканиями, — развязно сказал Тарвин, поглядывая в окно, как будто в ожидании, что Кэт внезапно выйдет из пустыни.

— А!.. Золота?

— Да, да, и золота, между прочим.

Эстес пригласил Тарвина выкурить сигару на веранде; его жена принесла шитье и села с ними; оба курили, и Тарвин расспрашивал миссионера о Наулаке. «Где ожерелье? Что это такое?» — смело спрашивал он. Однако он вскоре убедился, что миссионер, хотя и американец, знал не больше ленивых странствующих приказчиков. Он знал о его существовании, но не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме магараджи, видел его. Тарвин добился этого результата после разговора о многих, гораздо менее интересовавших его, вещах. Но ему начала приходить на ум одна идея насчет золотых приисков, — к которым упорно возвращался миссионер. Эстес выразил предположение, что он, Тарвин, конечно, займется золотыми приисками.

— Конечно, — согласился Тарвин.

— Но, я думаю, вы не найдете много золота в реке Амет. Туземцы добывали его урывками в течение сотен лет. Там ничего не найти, кроме ила, смытого с кварцевых утесов Гунгры. Но я полагаю, что вы поставите дело на широкую ногу? — спросил миссионер, с любопытством глядя на него.

— О да, конечно, на большую ногу.

Эстес прибавил, что он, вероятно, подумал уже о политических затруднениях, которые могут встретиться на его пути. Ему надо получить согласие полковника Нолана, а через него согласие британского правительства, если он серьезно думает сделать что-нибудь. Да, вообще, чтобы остаться в Раторе, ему нужно заручиться согласием полковника Нолана.

— Стоит ли мне обращать на себя внимание британского правительства?

— Да.

— Ну, я так и сделаю.

VIII

В течение следующей недели Тарвин научился многому и со своей «приспособляемостью», как говорится на Западе, вместе с белым полотняным костюмом, который он надел на следующий день, принял новые манеры, обычаи и традиции. Не все было приятно ему, но дело было для него важное, и он позаботился, чтобы его новые познания не пропали даром, выхлопотал, чтобы его представили единственному человеку в государстве, который, как утверждали, видел предмет его надежд. Эстес охотно представил его магарадже. Однажды утром миссионер и Тарвин поднялись по крутому склону скалы, на которой стоял дворец, высеченный в скале. Пройдя под большими арками, они вышли на устланный мраморными плитами двор и нашли там магараджу, беседовавшего с оборванным слугой о качествах фокстерьера, который лежал на плитах перед ним.