Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908 - [123]
Если я делаю только то, что я с неизбежностью не могу не делать, если я не свободная личность, а механический автомат, сложенный из группы атомов и лишённый свободы воли, – очевидно, нелепо говорить о том, как должен был бы я поступить, ибо всякий мой поступок как неизбежный в то же время и должный.
Очень легко принять материализм и отбросить то, что он отрицает. Но тогда нужно быть последовательным, раз навсегда отказаться от таких слов, как свобода, хорошо или дурно, должно или не должно. А отказаться от этих слов – значит отказаться от всякой человеческой речи, от всякого суждения, от всякой мысли, ибо всё, что мы говорим, думаем, чувствуем, делаем, всё так или иначе вертится около этих слов.
Но будем рассуждать дальше.
Рисуя все прелести социалистического строя, до которого никто из вас, конечно, не доживёт, вам предлагают для скорейшего его осуществления не останавливаться ни перед какой борьбой, ни перед какой жертвой, хотя бы даже пришлось в жертву принести собственную жизнь.
Вам говорят об этом много, горячо, и опять-таки те же люди, которые говорят и о смерти Бога. И вы не можете заподозрить их в неискренности и лжи, потому что они, призывая к самопожертвованию, сами первые гибнут в борьбе за свою идею.
Но спрашивается, что может ответить материалист на вопрос: зачем надо жертвовать собой для благополучия каких-то грядущих поколений? Не говоря о том, что материалист вообще не вправе употреблять слово «должен», но и кроме того: как с точки зрения материализма, с точки зрения своей «понятной», «общедоступной» и «научной» теории, он объяснит «выгоду» попасть рабочему под расстрел сейчас, лишь бы через сто лет все орудия производства перестали быть частной собственностью?
Не ясно ли, что для всякого материалиста, не признающего бессмертия, выгода и благополучие собственной жизни должны быть высшим, все его поступки определяющим началом.
Конечно, инстинкт может подсказывать человеку: заботься об общем благе, потому что твоё собственное благо находится от него в полной зависимости. Но каким образом этот же инстинкт может говорить: отдай себя на уничтожение, то есть лиши себя возможности испытывать какое бы то ни было благо, и сделай это ради каких-то неизвестных «комбинаций атомов», которые появятся через сто лет. Согласитесь – здесь есть какая-то бессмыслица!
Нет, если вы хотите быть последовательными, хотите считать свою теорию за действительную истину, которая должна быть положена в основу жизни, то не пользуйтесь словами и идеалами, выхваченными из положительной религии. У вас они мёртвые обломки живого целого, прекрасные цветы, лишённые воды, воздуха и света.
Дела ваших героев свидетельствуют не о том, что права ваша теория, а о том, что истина выше лжи и что ложь вашего сознания не может побороть внутренней правды жизни.
Жертвовать собой, умирать за других, отдавать на уничтожение своё тело можно только тогда, когда есть какой-то высший смысл, лежащий за пределами личности, смысл и у человеческой жизни, и у жизни всего мира.
Самопожертвование не будет нелепостью только тогда, когда все жившие раньше и те, кому предстоит жить после нас, живут и будут жить общей, единой жизнью, величие и гармония которой зависит от торжества Добра на нашей земле. А это возможно только при вере в бессмертие. Отсюда ясно, что та внутренняя правда, которую вы чувствуете в проповеди самопожертвования, должна привести вас к этой вере, ибо правда эта, с одной стороны, для вас несомненна, с другой – только бессмертие может согласоваться с рассудком. Если же вы считаете эту веру легкомысленным суеверием, если вы хотите поклониться смерти, то прямо и честно посмотрите ей в глаза, ничего от неё не утаивайте, – смерть требует всего или ничего, её можно или победить, или всецело ей подчиниться, – отдайте ей не только ваше тело, но и все ваши чувства, мысли, желания, надежды, радость; вам не спрятать всё равно от неё никаких контрабандных «свобод» и «самопожертвований» – она всё найдёт, всё задушит.
Вы прямо перед лицом этой смерти должны сказать: мы твои рабы, ибо всё в нас тленно, – мы живём только для тебя, ибо в нас нет ничего, кроме материи. Так возьми же нас, познавших эту высшую мудрость смерти. Мы знаем теперь, что нет на свете свободы, всё движется по железным законам необходимости, нет хорошего и дурного, всё одинаково позволено и одинаково ненужно; нет ничего должного, потому что всё одинаково неизбежно, не нужно любить, потому что безумная материя недостойна любви, бессмысленно жертвовать собой для счастья грядущих поколений, ибо грядущие поколения так же не нужны, так же сгниют, как и наше!
О, я уверен, если вы почувствуете всю неизбежность таких слов для всякого захотевшего сделаться рабом смерти, вы с ужасом броситесь прочь – туда, где истинный источник радости и жизни>605.
Если вы почувствуете, что потребует от вас смерть, когда вы провозгласите её непобедимой владыкой, раз вы уверуете, что она уничтожит в конце концов всё, что она не побеждена, что нет жизни за гробом, – в вас поднимется в страшном возмущении вся сила бессмертной вашей души против этих незаконных посягательств смерти, и станет вам ясно, что живое, свободное ваше «я» не умрёт!
