Собрание сочинений, том 2 - [234]

После того как один немецкий коммунист^{196} пропел «Марсельезу», Вильгельм Вейтлинг провозгласил второй тост:

«За Молодую Европу! Пусть демократы всех наций, отбросив былое соперничество и национальную рознь, объединятся в братскую фалангу для уничтожения тирании и для полного торжества равенства».

Вейтлинг был встречен с большим энтузиазмом. Недостаточно владея английским языком, он прочитал следующую речь:

«Друзья! Настоящее собрание свидетельствует о том чувстве, которое горит в груди каждого человека, о чувстве всеобщего братства. Пусть в результате полученного нами воспитания мы не пользуемся одними и теми же звуками, когда выражаем друг другу это общее чувство; пусть различия языка мешают нам делиться между собой этим чувством; пусть наши общие враги подхватывают и пускают в ход тысячи предрассудков, чтобы помешать развитию взаимного понимания и всеобщего братства; всё же, несмотря на все эти препятствия, это могучее чувство любви остаётся неискоренимым. (Аплодисменты.) Это чувство влечёт страдальца к товарищу по несчастью, влечёт борца за лучшую жизнь к соратнику в борьбе. (Аплодисменты.) Нашими соратниками были и те, чью революцию мы чествуем сегодня вечером; они были воодушевлены теми же стремлениями, которые соединяют и нас и которые, может быть, приведут нас к подобной же и, будем надеяться, более успешной битве. (Громкие аплодисменты.)

Во времена народных движений, когда привилегии наших внутренних врагов подвергаются большой опасности, эти враги стремятся направить наши предрассудки за пределы нашей естественной родины и заставить нас поверить, что по ту сторону границы люди угрожают нашим общим интересам. Какой обман! Спокойно обдумав всё это, мы очень скоро приходим к убеждению, что наш ближайший враг находится среди нас, в нашей собственной среде. (Возгласы: «Внимание, внимание!» и аплодисменты.) Не внешнего врага должны мы бояться, с этим бедным врагом обращаются так же, как и с нами; так же, как мы, он должен работать на тысячи никчёмных бездельников; как и мы, он поднимает оружие против других людей, понуждаемый к тому голодом и законом и подчиняясь своим страстям, которые находят почву в его невежестве. Власть имущие говорят нам, что наши братья жестоки и хищны; но есть ли более алчные хищники, чем те, кто нами управляет, обучает нас владеть оружием, кто ради сохранения своих привилегий натравливает нас друг на друга и ведёт пас на войну? (Аплодисменты.) Действительно ли наши общие интересы делают войну необходимой? Разве в интересах овец идти под предводительством волков против других овец, ведомых такими же волками? (Громкие аплодисменты.) Именно они — наши самые хищные враги; они отняли у нас всё, что нам принадлежало, и расточают паше добро в распутстве и наслаждениях. (Аплодисменты.) Они отнимают у нас наше собственное добро, потому что всё, что они тратят, произведено нами и должно принадлежать нам, производителям этих благ, нашим жёнам и детям. нашим старикам и больным. (Громкие аплодисменты.) Но посмотрите, как своими хитрыми уловками они отняли у нас всё и передали наше достояние банде ленивых тунеядцев. (Аплодисменты.) Да возможно ли, чтобы какой-нибудь иноземный враг ограбил нас больше, чем грабят нас наши внутренние враги в нашем собственном доме? Возможно ли, чтобы иностранцы истребляли наш народ ещё больше, чем это делают наши бессердечные толстосумы своей биржевой игрой, барышничеством и спекуляциями, своей денежной системой и своими банкротствами, своими монополиями, церковными поборами и земельной рентой; всеми этими средствами они вырывают из наших рук предметы первейшей жизненной необходимости и обрекают на смерть миллионы наших трудящихся братьев, не оставляя им даже достаточно картофеля, чтобы просуществовать! (Бурные аплодисменты.) Не достаточно ли ясно поэтому, что именно те, кто является всем благодаря деньгам и ничем без них, суть истинные враги рабочих во всех странах и что нет среди людей других врагов человеческого рода, кроме врагов рабочих? (Аплодисменты.) И возможно ли, что во время какой-нибудь войны между государствами нас будут обкрадывать и убивать больше, чем обкрадывают и убивают уже сейчас, в так называемое мирное время? Неужели же мы будем поощрять национальные предрассудки, кровопролитие и разбои только ради военной славы? Но что мы выиграем от этой глупой славы? (Аплодисменты.) Какое нам до неё дело, если наш интерес и наши лучшие чувства отвергают её? (Аплодисменты.) Не нам ли приходится расплачиваться за неё? (Аплодисменты.) Не нам ли приходится ради этого трудиться и истекать кровью? (Новый взрыв аплодисментов.) Какой ещё интерес могут представлять для нас все эти завоевательные походы и кровопролития, кроме одного: воспользовавшись обстоятельствами, обратиться против грабителей и палачей — аристократии всех наций? (Восторженные аплодисменты.) Она, эта аристократия, и только она одна систематически промышляет грабежом и убийством. Бедняки являются лишь её невольными невежественными орудиями, она вербует их в любой нации из числа людей, наиболее заражённых национальными предрассудками и желающих видеть все народы под пятой своего собственного народа. Но приводите их сюда, на наше собрание, и они поймут друг друга, они подадут друг другу руку. Если бы перед какой-нибудь битвой защитники свободы могли обратиться с речью к своим братьям, то битвы бы не было; напротив, вместо неё состоялось бы собрание друзей, подобное нашему. О, если бы мы могли устроить хотя бы одно такое собрание на поле битвы, — как быстро справились бы мы со всеми алчными кровопийцами, которые теперь угнетают и разоряют нас! (Громкие аплодисменты.) Друзья, таково выражение общечеловеческого чувства, жар которого, сосредоточенный в фокусе всеобщего братства, зажигает огонь энтузиазма; он скоро растопит все стоящие на пути ледяные горы, слишком долго разделявшие между собой братьев». (Вейтлинг вернулся на своё место при долго не смолкавших аплодисментах.)