Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - [152]

И она вышла на улицу и пошла через поле в лес.

«Всё равно помру… только бы их не слышать… Скорей бы уж… Один конец…»

За узкой полосой поля начинался сосновый лес. Марфа шла без дороги по глубокому, рыхлому снегу. Ноги устали, она падала. Но шла всё скорей и скорей, точно слышала за собой тихий шёпот: «Мамынька… Мамынька…»

Вот и лес.

Тяжёлые белые хлопья нависли на ветках. Ветер жутко гудит по верхушкам, точно в церкви поют.

Темно, тускло. На небе ни звёздочки, как в могиле.

Мороз сковал стволы сосен, и в мёртвой тишине раздаётся изредка их резкий, отчётливый треск.

Марфа дальше идти не может. Да и незачем. Её странно покачивает из стороны в сторону, точно страшным напором ветра, и в голове протяжный, однотонный звон. И ноги ослабли. И дышать тяжело. И на глазах точно покрывало чёрное.

«Сяду… о, Господи, скорей бы уж…»

Она села и прислонилась спиной к сосне…

Перед ней маленькая ёлочка, вся окутанная белым снегом, точно шубкой…

«Какая нарядная, – думает Марфа, – совсем как в прошлом году в школе…»

Она смотрит на беленькую ёлочку, и вдруг ей делается тепло-тепло, она плотней прижимается к стволу сосны. Закрывает глаза… Совсем светло кругом… и шумно… смех… поют…

Господи, помилуй… и детей сколько… Господи, да что это? Ёлка горит?.. А вот и её Анюта и Петя, взявшись за руки, бегают вокруг ёлки.

Она улыбается. Она протягивает к ним руки. Петя смеётся и со всех ног бежит к ней, в руках у него золотая конфетка…

– На, на! – говорит он. И хочет положить конфетку ей в рот.

А глазки у него так и сияют, точно все огоньки ёлки отразились в них.

Петя снова бежит к детям и, взявшись за руки, прыгает вокруг ёлки.

Анюта поёт тоненьким голоском и притоптывает. Она улыбается Марфе и закидывает назад голову от удовольствия.

Марфа так счастлива. Так хорошо. Так радостно. И дети тут, её детки с ней, вместе, сытенькие, весёленькие, здоровенькие…

…Детки мои, детки мои…

И как сияют огни на ёлке, она никогда не видала таких огней. Самоцветные камни горят там. И ёлка какая большая становится. И подымается всё выше, всё выше. И потолка нет, и яркое небо горит над ней, и хор поёт, и сердце сжимается…

…Так Богу угодно… скорей бы…

И вот детки её бросаются к ней и целуют её… Пришли, милые, пришли… теперь вместе…

И она обнимает их и плачет от счастья и сжимает их всё крепче, всё крепче…

…Милые мои… деточки мои…

* * *

Тяжёлые хлопья снега нависли на соснах и всё ниже и ниже клонятся к земле. Ветер гудит по верхушкам и отдаётся далеко в лесной чаще. Мороз всё крепче. Стволы трещат. Какой-то странный глухой стон проносится над бором. И ночь чёрная, беззвёздная всё ниже и ниже спускается над землёй.

Марфа сидит неподвижно у сосны. В темноте видно лицо её, бледное как снег. Она больше не дышит…

Так Богу угодно!

Христос в детской

У маленького Коли случилась большая неприятность: раздавился заводной гусар.

Вечером он положил его с собою спать, утром забыл совсем, нечаянно облокотился рукой, и гусар «раздавился».

Когда Колю, вместе с шестилетней сестрой Олинькой, вели умываться, он шёл, мрачно уставившись в пол, и успел шепнуть:

– Я решил скончаться от разрыва сердца…

Олинька вскинула на него круглые голубые глаза, перевела их на няню, потом молча обхватила Колиньку ниже пояса, прижалась к нему беленькой головкой и заплакала во весь голос.

Няня накинулась на Колю:

– Ах ты озарь эдакий! Трогала она тебя, свистуна, трогала? Пойди ко мне, деточка… пойди ко мне, маленькая…

Но Олинька мотала головой и красная вся от плача крепче и крепче прижималась к Колиньке.

– Да ты что? – обратилась к нему няня.

Олинька затихла, но не отрывалась и, видно, ждала, что он скажет.

– Ничего… – надув губы, шептал Коля.

– Как ничего! Подрались, что ли? Олинька, обидел он тебя?

Но Олинька упорно молчала. Так няня ничего и не добилась. Начала умывать их. Весело было подставлять лицо и шею под светлую, холодную струю – сразу забылись все неприятности.

«И потом, голова у него ещё держится», – подумал Коля, обтираясь полотенцем.

Ему стало совсем хорошо. Он бросил полотенце на руки няни, и не успела она опомниться, как Коли уже не было в комнате.

– Ну уж сорванец, ну уж свистун, – ворчала няня. И принялась причёсывать беленькие волосы Оли.

Олинька стояла покорно, но всей душой стремилась за Колинькой и потому улыбалась, косила глаза и размахивала руками.

«Скорей бы всё кончилось, – думала она. – Богородицу… хлеб с молоком… потом настоящее…»

Няня кончила причёсывать и позвала Колю.

– Завтра Пасха, – сказала она, – «Христос воскрес» надо учить.

– Я Христоса воскреса видел – на стене висит, – сказал Коля, вертя головой в разные стороны и надувая то одну, то другую щёку.

– Как ты нехорошо говоришь, – остановила его няня. – «Христоса воскреса» – разве так говорят умные дети? Воскресение Христово… Христос воскрес…

– Это как Он? – переставая шалить, спросил Коля.

– Как воскресают?.. Распяли на кресте, в гроб положили и стражу приставили, запечатали – а Он через три дня воскрес.

– Совсем?

– Нехорошо как говоришь, – снова сказала няня.

– Нет, право, нянечка, совсем?

– Учись-ка, вот, лучше.

И няня стала читать молитву и заставляла детей повторять за собой.