Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [10]

Шрифт
Интервал

В снегу под кустом, словно чудо, возник,
Чтоб слиться с своею родимою матерью,
Весенний, певучий, прозрачный родник —
Он здесь! Он работает! Будьте внимательны!
Кой-где еще снежные стынут холсты
В овражках, в ложбинках, под пнями и кочками.
Задрогли до красного цвета персты,
На вербах, стреляющих белыми почками.
Ольха принялася пыльцу рассевать,
Бессмертие ловят тычинки и пестики.
А солнцу охота в лесах вышивать
На белых полянах зеленые крестики.
Беснуется, бьется реки баламуть,
Не Ворей назвать ее можно, а Выскочкой.
Ей время найдется еще отдохнуть,
Успеет и облаком на небе выспаться!
1951

Маяковский

Ему толпа была по грудь.
Он время мерил на столетья.
Он смело мог во все взглянуть,
И даже в дуло пистолета.
Над дебрями лесных громад
Он возвышался вечным дубом.
Его стихи гудели гудом,
Зовя, как вечевой набат.
Поэзию раскрепостил
Он богатырски, без оглядки.
Простую речь в стихи впустил,
Сняв с ямба барские перчатки.
Он ни одной строкой не лгал.
Не меньше Ленина он верил.
И в революцию шагал
Через одни и те же двери.
1951

Родное поле

Серебристая гладь, белоснежная скатерть!
Это русское поле, живые снега.
Сколько жить мне придется, настолько и хватит
Самой строгой и нежной любви для тебя.
Ой ты, сердце, с чего так тревогу забило?
Что в просторе нашло, коль не можешь ты спать?
Не меня ль это поле вспоило, вскормило,
Помогло матерински мне на ноги встать?
Я стою. Я смотрю. Не могу наглядеться.
Белый снег мне мигает веселой искрой.
Уж не здесь ли прошло мое милое детство,
Не по этой ли тропке я бегал домой?
Рядом с полем дома, как сугробы большие.
Из заснеженных крыш поднялися дымы.
Смотрят на землю пристально звезды России,
Им виднее всего, как мы вышли из тьмы.
Провода прогибаются под бахромою,
В них гудит и лютует седая зима.
Свет уходит в деревню дорогой прямою,
На тока — к молотилкам, к крылечкам — в дома.
Там в деревне жива еще мама-старушка,
Не ложилась, не впрок ей под старость спанье.
Может, песни мои она ловит в наушник,
А я на поле снежном пою про нее.
Серебристая гладь, белоснежная скатерть!
Это поле родное, живые снега.
Сколько жить мне придется, настолько и хватит
Самой строгой и нежной любви для тебя.
1952

* * *

День светлеет,
Зима теплеет.
Март нет-нет
Да зайдет к Апрелю.
Скажет слово,
Попросит пить.
Даст!
Не откажет,
Как тут быть?!
Солнце восхожее
Стало восторженней,
Заявляет морозу:
— Тоже мне!
Пустился в дерзания,
Шлет замерзания,
Не потерплю,
Все растоплю!
От моей золотой головы
Люди ждут зеленой травы,
Пуще злата
Ждут хлебного злака.
С сережек березок
Летит пыльца,
Желтая — в мать,
Голубая — в отца!
С крыш капель поет,
Словно флейта:
— Скорее бы лето!
1953

Голутвин

Не арфы звон,
Не нежный голос лютни —
Со всех сторон
Гремит, поет Голутвин.
То вспыхнет автоген,
Как молния ночная,
То всхлипнет вой сирен,
Где магистраль речная.
То охают пары
В депо или котельной,
То электропилы
Высокий, чистый тенор.
А то гудит гудок:
— Кон-ча-а-ай рабо-о-о-ту!
А вот уже дружок
Собрался на охоту.
В разбеге дня
С улыбкой, смехом дружным
Везде меня
Теснят простые блузы.
А если руку жмут,
Мозоли, словно рашпиль.
С такой братвою тут
Хоть где не страшно!
Машинный лязг колес
Влетает в шум перронный.
Бежит стальной колосс,
Родившийся в Коломне.
А вот она сама,
Черней цыганки черной.
Голутвина дома
Бок в бок идут с Коломной.
Дымы… дымы…
Все небо будто вереск.
Эх, друг! Да мы
Такая сила, что не смеришь!
1953

* * *

Ей темной ночью было невозбранно
На легких санках к дому подкатить.
Легла зима. Как чуткая мембрана,
Заговорили льды из-под копыт.
Зима у нас — издревле кружевница,
Зима у нас — закройщик и портной.
Ну, как ей по сезону не срядиться,
Коль у нее приданое хранится:
Свои меха, подклад и свой покрой.
В безмолвии снегов поют синицы,
Попали сосны в белый плен зимы.
Нам подавай тулуп и рукавицы.
Выходит так, что пленники и мы!
На ветках виснет пряжа снеговая
И вспыхивает, будто канитель.
Над головою чаша круговая,
Бездонная небесная купель.
Она зовет и манит причаститься
Во всесоюзных здравницах зимы.
Ни звука! Тишина. Земля вертится
И отдыха не просит, как и мы!
1953

Лекция о попе

Живет-бывет поп.
Борода, как сноп,
Рыжая, бесстыжая,
Медная, хлебная.
Руки, как крюки,
Завидущие, загребущие,
Все гребут не от себя,
А к себе,
Ничего себе!
Рот, как арбузная выемка,
Это не выдумка.
Нос
От лица отдельно рос,
У родственника,
У дяди в продотряде.
Несоразмерной конструкции
Для нюханья продукции,
Молока, мяса, масла,
Это ясно.
Глаза, как у ангела,
Как передача по радио:
— Граждане, уверуйте,
Снизойдите до всевышнего!
Ничего лишнего.
Поп политически грамотен
И памятен.
Поет конституцию,
Как страдание:
— Свобода вероисповедания!
Иногда философствует ряса:
— Мир — от Канта и Лапласа.
Ой, хитрит, не верьте,
У святого отца
Миллион в конверте.
Выманил из кошелька
Темных масс,
При чем тут Лаплас!
Вот он, поп,
Посмотрите на его лоб:
Лоб, как заслонка от русской печки,
Поставишь девяносто три свечки.
Не сеет, не жнет, не пашет,
А кадилом машет.
Кто еще глуп —
        несет рупь!
А попу что —
      возьмет и сто!
1954

* * *

Просыпаюсь,
Тревожусь:
      «Душа-то жива?
Не скончался ль, товарищ,
          сегодняшней ночью ты?»
А в ответ мне
Из сердца выходят слова,
В строчки строятся,
Звоном звенят колокольчатым.
Появляется Муза
        и руку мне жмет,

Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений. Том 2.  Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».


Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.


Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).


Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.


О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.


Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.


Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.