Собрание сочинений. Т. 5. Буря. Рассказы - [7]

Всевидящим оком рачительного хозяина Мауринь следил за всякой мелочью. Если что лежало на месте не так, как надо, он сердился и тихо ворчал на несознательных людей, которых еще учить да учить надо, пока и последний разиня не поймет, как обращаться с народным достоянием. На что это похоже? Из сугробов по обеим сторонам подъездных путей торчат концы горбылей, а в Риге люди мерзнут из-за недостатка дров… Так не годится, миляги, каждое полено, каждую щепку надо в дело пускать.

Обойдя завод, Мауринь зашел в контору погреться. Достав лист бумаги, он записал, кому какие дать распоряжения. Он ничего не забыл, ничего не упустил.

Утро уже наступило, стали сходиться рабочие. Подождав, когда все собрались, Мауринь пошел в котельную.

Стоявший там гул мгновенно стих, как только рабочие увидели директора. Старые рабочие, которые знали Мауриня еще до войны, здоровались с ним запросто. Новички смотрели на него с любопытством. Подождав, пока аудитория успокоилась, Мауринь откашлялся.

— Товарищи и друзья, — начал он. — Все вы знаете, всем вам известно, что завод теперь в полном порядке. Как говорится, могут работать все лесопильные станы, все наши подсобные цеха. Но нам известно также, что в Риге и во всей Советской Латвии много добра еще испорчено: как проклятые фашисты бросили, так и по сей день разбито и разрушено до безобразия. Возьмем, к примеру, это самое электричество… Кое-какой свет у нас теперь имеется, но посмотрите на эти лампочки: что это за освещение? Нет настоящей силы, так сказать, в этих огоньках. Это потому, что дать надо всем, делить надо на много голов, а делить-то еще почти нечего. Если бы Кегум был в порядке, тогда — да. Но кто этот Кегум будет восстанавливать? Самим ведь придется. Теперь дальше. Как сейчас живется товарищам, которые из Задвинья?

— Плохо еще живется! — раздался возглас из толпы. — Воды нет, а утром и вечером не знаешь, как переправиться через Даугаву.

— Все это верно, друг, — согласился Мауринь. — И пока мы не построим настоящий мост, ни трамвая, ни воды в Задвинье не будет. Значит — мост нам нужен позарез, нужен, как хлеб насущный.

— К старости, может, дождемся! — выкрикнул один из новых рабочих. — Понтонный мост подо льдом. Когда пойдет лед, понтоны унесет в море. А новый мост надо строить годами. Ульманис пятнадцать лет мудрил с постройкой моста в конце улицы Валдемара, да так ничего и не придумал.

— Верно, все верно, товарищи, — продолжал Мауринь. — Ульманис мудрил пятнадцать лет и ничего не придумал потому, что его заботило не благополучие рабочих, народа, а, так сказать, хорошие барыши для себя и кулаков. Так было при Ульманисе. А при советской власти все по-иному. Пятнадцать лет нам мудрить не приходится. Иной раз хватит и пятнадцати дней, чтобы осмотреть место, обследовать речное дно. После этого правительство решает, что народу нужен новый мост, и строители без лишних разговоров приступают к работе. Вот как это делается при советской власти! Должен сообщить вам, что такое решение уже принято. До ледохода будет построен большой мост.

В котельной снова загудело, как в улье. Многие рабочие недоверчиво качали головами, смеялись, громко высказывали свои сомнения.

— До ледохода? Дуракам пусть рассказывает! Шутка ли — построить мост! Мостки разве какие-нибудь получатся!

— Не мостки, а самый настоящий мост, — громко, на всю котельную, крикнул Мауринь. — Я попрошу, товарищи, немного обождать, не шуметь, самого главного я еще не сказал. — Когда говор затих, он продолжал спокойнее: — Таково решение правительства и партии — мост должен быть построен до ледохода, а к лету — и понтонный мост. Понтоны уже начали доставать из подо льда. Работают над этим водолазы, помогают и войска, а также моряки. В постройке моста нам будет помогать Красная Армия, а вам известно, как идет дело, когда за него берется наша армия. Поспрашивайте Гитлера, чтобы поделился своим личным опытом. Только боюсь, он обидится на такой вопрос. Так вот, товарищи… нашему заводу выпала великая честь участвовать в этой стройке. Пиломатериалы для постройки будем давать мы — каждый день определенное количество. С завтрашнего дня завод переходит на двухсменную работу. Я думаю, придется прихватить и воскресенья, — конечно, если мы захотим, чтобы мост был готов до ледохода. Как, товарищи? Если у кого есть что на душе — выкладывайте.

— Что там много разговаривать, — громким внушительным басом сказал кочегар Вилцинь, высокий старик с пышными седыми усами. — Не срамиться же нам перед другими. Не хватало, чтобы потом рижане говорили: «Этот мост построили бы к сроку, да вот Мауринь со своим коллективом сорвали все дело — вовремя не подавали материалы». От стыда некуда будет глаза девать. А если узнает товарищ Сталин, что мы ему ответим? «Товарищи деревообделочники, — скажет он, — что же это вы? Всегда были в первых рядах революционных борцов, а теперь не хотите помочь своей родной советской власти». Вели кончать, Мауринь, пора браться за работу. До ледохода не так много осталось.

— Правильно, товарищ Вилцинь! — раздалось в толпе рабочих. — Нечего тут долго рассуждать! Сказано — не подведем! Пусть только строители пошевеливаются — мы их завалим лесом.