Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое - [3]
Сэр Чарльз сел в глубокое кресло-качалку и просидел некоторое время, устремив ясные серые глаза на малахитовую, унизанную перлами, ленту, гулко бежавшую за кормой «Беззастенчивого».
И вдруг… о, что сказали бы депутаты крайней левой?.. представитель великой морской державы опрокинулся на спину и задрыгал ногами, хохоча, как резвый школьник во время бесшабашной проделки.
Но минуту спустя он снова сидел спокойный и полный того невозмутимого достоинства, которое снискало ему всеобщее уважение сограждан.
На шестые сутки плавания в глубокой синеве горизонта протянулась легчайшая лиловая дымка.
— Имею честь доложить, сэр, — сказал старший лейтенант, поднеся руку к козырьку, — что открылся берег Итля.
Сэр Чарльз поднялся на спардек и взял у вестового бинокль.
Сиреневая дымка ширилась. Вынырнули из синевы розовые скалы, развернулись блаженные долины, усыпанные сахарными искрами вилл, дворцов и дач.
С берега лился пряный, сладковатый запах цветов и фруктов, ибо республика Итль была благословенным субтропическим уголком, беззаботным, как первая улыбка ребенка.
Близились осененные шатрами платанов здания Порто-Бланко, столицы Итля.
Из моря высунулся, как протянутая для привета рука, узкий мол с маяком на конце, промелькнули угрюмые стены фортов на скалах, прикрывающих вход в голубую лагуну.
И, одновременно с грохотанием рухнувших якорей, с кораблей эскадры генерала Орпингтона грянул салют в двадцать один выстрел, знак уважения национальному знамени Итля, шелковое полотнище которого взвевал благоуханный ветерок на парапете форта.
Флаг был двух цветов — ярко-зеленого и сиренево-розового.
«Цвет надежды и цвет мечтательной меланхолии, — подумал сэр Чарльз, отправляясь в каюту надеть парадный мундир, — это совсем неплохо для веселого начала».
Глава вторая
ПРЕЗИДЕНТ И НАЦИЯ
Самым ярким, самым ослепительным пятном на залитой полуденным зноем террасе была огненно-оранжевая лента, перерезавшая фрак президента от плеча к бедру. Концы ленты были собраны в розетку, и на розетке переливалась кровяными пламенами рубинов орденская звезда.
Это была звезда первой степени ордена Демократической Свободы.
Президент сам выбирал цвет ленты и три недели совещался с художниками о рисунке звезды. Наконец остановились на идее, которая была дана президентом же. В центре звезды, на круглом финифтяном лазурном поле, молодой Самсон раздирал пасть поверженного льва, изображавшего тиранию.
Звезда имела пять лучей, долженствовавших символизировать пять свобод: свободу печати, собраний, союзов, совести… и свободу вообще.
Когда один тайный недоброжелатель попытался указать главе республики, что самозванное правительство Ассора также избрало своей эмблемой пятиконечную звезду, президент пожал плечами и ответил со снисходительным презрением:
— Ну и что же? У них это просто бессмысленная звезда, а у нас каждый луч имеет демократическое значение. И потом вообще легче всего заниматься безответственной критикой.
Немедленно по утверждении статута парламентом последний преподнес президенту, в ознаменование его гражданских доблестей, первую степень нового ордена, в торжественной обстановке, с речами представителей всех парламентских группировок, музыкой и великолепным фейерверком.
С момента получения ордена президент не снимал фрака даже в домашней обстановке. И злые языки утверждали, что, следуя мудрому закону великого Тимура, господин Аткин решил носить верхнее платье до тех пор, пока оно, за ветхостью, не спадет само с его плотного торса.
Эти рассказы были уже явным преувеличением, но за достоверность одного факта ручалась камеристка президентши.
В ночь банкета по случаю награждения главы государства президент лег в постель, надев ленту поверх ночной пижамы, и сладко заснул, но на заре был разбужен невежливыми толчками супруги, которая заявила резкий протест против злополучной звезды, исцарапавшей ей все бедро.
Президент был крайне возмущен такой претензией, обозвал супругу принцессой Горошиной и с этого дня велел стлать себе постель на диване в кабинете, нарушив, таким образом, целость семейного ложа. Но звезда была только ловко придуманным предлогом, ибо президент Аткин давно испытывал желание убраться от ночного соседства жены по многим причинам, главнейшей из них была неприличная худоба президентши, острые кости которой доставляли склонному к полноте государственному человеку нее менее неудобств, чем ей жесткие края звезды.
Второй причиной была тридцатилетняя блондинка Софи, исполнявшая обязанности бонны при подрастающем первенце президента, но, ввиду неофициальности последнего предлога, мы не станем о нем распространяться.
Терраса, на которой восседал президент за завтраком в кругу своего семейства, скатывалась в море широкими маршами серого известняка, уставленными пальмами. Бока ее были заплетены трельяжем из виноградных лоз, и солнце, просачиваясь огненным пивом сквозь решето листьев, создавало на белом кафельном полу, на скатерти, серебре и хрустале теплые волны зеленоватых, желтых, розовых и голубых сияний.
