Все это чувствовали — Ояр Сникер, Рута, Имант Селис, Акментынь, Марина… все те, кто в это время воевал в немецком тылу, — и прислушивались к приближающимся шагам Красной Армии. Целые годы они терпеливо жили «на острове», а теперь им не хватало сил подождать еще несколько дней, которые их отделяли от долгожданного мига. Паул Ванаг со своими людьми уже соединился с Красной Армией, лейтенант Миронов со своей группой уже сменил невзрачное одеяние партизана на мундир советского офицера. Волнение охватило почти все партизанские отряды. Только Акментынь еще энергично действовал в Земгалии, а бывший батальон Капейки был по-прежнему повернут против Риги. Руководство дало приказ партизанам: оставаться в своих районах до последнего момента и не позволять немцам производить разрушения.
— Терпение и спокойствие, — десятки раз повторял своим партизанам Ояр. — Мы еще не все сделали.
А у самого радость бушевала в груди, когда он слушал сообщения Совинформбюро.
23 июля войска 3-го Прибалтийского фронта освободили Псков. В тот же день войска 2-го Прибалтийского фронта выгнали противника из Лудзы и Карсавы и перерезали шоссе Резекне — Даугавпилс.
27 июля освободили Резекне и Даугавпилс; 28 июля фронт продвинулся еще дальше на запад мимо Прейлей и Вилан.
30 июля полки генерала армии Баграмяна выбили немцев из Бауски и заняли станцию Глуда, а днем позже Москва салютовала освободителям Елгавы. Еще день — и наши в Тукуме, а авангард 1-го Прибалтийского фронта прорвался до берега Рижского залива, отрезая все пути отступления Балтийской группе немецкой армии. Паника в Риге!
7 августа — Лубана, 9 августа — Ляудона, 13 августа — Мадона!
Теперь Ояр Сникер сказал:
— Мы выполнили указание правительства. Дольше здесь оставаться нет смысла. Сослужим еще раз нашей Родине партизанскую службу.
Никто не знал так хорошо каждую лесную тропинку, как они. Разбившись на несколько групп, партизаны Ояра блокировали все второстепенные дороги и не позволяли отступающим немецким войскам сворачивать с главных шоссе. Когда команды немецких факельщиков пытались поджечь или взорвать важную постройку, достаточно было только дать несколько автоматных очередей или бросить ручную гранату, и они без оглядки кидались прочь. Таким образом удалось спасти от разрушения десятки школ, народных домов, мельниц и молочных заводов.
Но у Ояра был план куда лучше. Он подробно объяснил его своему начальнику штаба Мазозолиню, и тот вместе с капитаном Эзеринем и небольшой группой партизан вышел навстречу войскам Красной Армии. Надо было провести через фронт по тайным лесным тропинкам какую-нибудь регулярную войсковую часть — сколько уж командование найдет нужным выделить для этой операции, — а затем общими силами нанести немецким частям удар с тыла в самую уязвимую точку. Если это удастся, то в немецких полках должно возникнуть замешательство, даже паника, — будет создано впечатление окружения, а со времени Сталинграда немцы стали чрезвычайно чувствительны к таким вещам. Они попытаются форсировать отступление, но в том районе для тяжелой техники был только один путь отступления — через небольшую речку, по единственному мосту возле Упескрога.
Этот самый мост Ояр давно облюбовал. Здесь он хотел дать последний, самый большой бой. Только бы Мазозолинь с Эзеринем успели…
Ночью они миновали густой, запущенный лес и заняли позиции по обе стороны моста. Главные силы — около двухсот человек — укрылись на западном берегу реки, а полсотни партизан под командой Ояра Сникера расположились на восточном берегу в небольшой, но густой роще. Охрану моста они ликвидировали без большого шума…
— С этого момента не пропускать через мост ни одного немца! — прозвучал приказ командира. — Мы закупорили бутылку.
Через десять минут уже им пришлось пустить в ход оружие. По шоссе быстро приближалась со своими орудиями немецкая артиллерийская часть. Немцы очень спешили. Здоровенные кони были все в мыле, а ездовые, не переставая, нахлестывали их. Подпустив немцев метров на двадцать, партизаны открыли перекрестный огонь по прислуге первого орудия.
Впечатление было потрясающее. Несколько верховых упали с лошадей, раненые лошади бились на пыльной дороге. Началась паника. Немцы попытались повернуть орудия, но образовалась толчея, и за облаками пыли ничего нельзя было различить.
— Русские! Мы окружены! Назад! — кричали гитлеровцы.
Партизаны пустили в дело пулеметы, и крупная цель принимала каждую пулю. Когда утихла суматоха и пыль улеглась, оказалось, что вся дорога усеяна трупами. Вдоль и поперек ее, в канавах — везде были брошенные орудия. Только несколько упряжек перебрались через канаву и бешеной рысью мчались поперек поля, в сторону от дороги.
После этого подошла пехота, но быстро откатилась назад, заметив, что путь прегражден. Чтобы создать впечатление, будто против немцев стоят крупные силы, Ояр расположил по обеим сторонам дороги на протяжении километра по одному автоматчику через каждые сто метров.
Восемь часов они удерживали подходы к мосту, и ни одна машина противника, ни одно орудие или танк не прошли по нему. Все они остались на берегу или завязли в болоте.
