После сталинградской катастрофы он кое-что понял. Понял, что его хозяевам, а вместе с ними и ему придется расплачиваться за все свои дела. К этому времени он настолько запятнал себя, что выхода для него уже не могло и быть. Ему оставался один путь: вместе с гитлеровской шайкой идти до самого конца. А потом? Потом хоть потоп, хоть конец мира! Единственное, что еще могло как-то утешить его при такой перспективе, это если бы немецким оккупантам удалось запачкать как можно больше людей. Индулису Атауге хотелось, чтобы в Латвии не осталось ни одного чистого человека. Пусть не один он отвечает! И когда Данкер с Бангерским начали организовывать латышский легион, он потирал руки от удовольствия: нашего полку прибывает.
Когда в ноябре объявили мобилизацию, он прямо ликовал, потому что даже самым ловким людям нельзя было отвертеться от каиновой печати, которой немцы хотели заклеймить каждого латыша. Особенно же обрадовало его последнее распоряжение о дополнительном призыве в латышский легион. «Теперь и ты, Фания, не увильнешь — твой муженек наденет мундир. Одна у всех у нас дорога, но в компании все-таки веселей».
В то же время, пока еще можно было, он хватал все доступные ему удовольствия.
С этой именно целью и был затеян сегодняшний визит к жене унтерштурмфюрера Эрика Дадзиса. Может быть, Эрик Дадзис уже протянул ноги и никогда больше не увидит Ригу, а может быть, он еще вернется и проживет дольше, чем оберштурмфюрер войск СС Атауга, но какое это имело сейчас значение?
Аусма Дадзис была в квартире одна. Сев на диван рядом с гостем, она спросила:
— Расскажите, господин Атауга, как вы жили на фронте?
Индулис на настоящем фронте никогда не был, но, не сморгнув глазом, в течение получаса рисовал ей батальные картины, в которых центральной фигурой был он сам. Когда это ему надоело, он спросил:
— А как вы живете, пока мы воюем?
Она сделала капризную гримаску и вздохнула.
— Скучаем и тревожимся. Что же нам еще остается?
— А зачем? Жизнь проходит; что упустишь сегодня, не наверстаешь завтра.
— Что же поделать?
— Надо брать от жизни…
— Что, например?
«Ах ты, шельма, девочку из себя строит! Я, как учитель, должен все ей объяснять?»
— Например? Например, любить. Влюбляться, позволять другим любить себя. Это все равно, что мечтать. Разве это дурно — мечтать?
— Я не знаю.
— А я хорошо знаю, что мечтать имеет право каждый, потому что это не зависит от нашей воли. То же и с любовью. Человек встречает человека, оба загораются, и начинается пожар.
— И оба сгорают? — Аусма Дадзис засмеялась.
— Зачем? Только горят и светятся, как две яркие лампы. Одна греет и освещает другую, и обеим тепло.
— А потом?
— Они горят, пока не разрядится аккумулятор. После этого его снова надо заряжать.
— И надо встретить другого человека, снова загореться?
— Конечно. Иначе жизнь становится темной, холодной и скучной.
— Вы уже много раз так загорались?
— Я не знаю, что в этой области много, что мало. А вы?
— Мне еще надо научиться мечтать…
— Хорошо, я помогу вам научиться.
Научил. Выполнил свое обещание в тот же вечер. Утром, когда Индулис Атауга собрался уходить, Аусма Дадзис шутливо погрозила ему пальцем:
— Попробуй только сказать Эрику!
— Почему ты думаешь, что я буду рассказывать?
— Мужчины любят хвастаться своими победами.
— Как знать, кто из нас победитель? — лукаво улыбнулся Атауга. — Что же будет дальше? Можно мне прийти сегодня вечером? Через несколько дней я должен уехать из Риги.
— Сегодня нет. Но если ты не придешь завтра вечером, тогда не приходи совсем.
— Почему так решительно?
— Просто так. Хочу, чтобы ты меня немного слушался. Иначе не стоит.
— Я буду очень послушен, Ата.
Быстро выскользнул он на лестницу, чтобы никто не заметил, из какой квартиры он вышел. В сущности никакой надобности в этом не было, но так было интереснее, это придавало всему приключению отпечаток таинственности.
Придя домой, Индулис Атауга узнал от дворника, что вчера его искал какой-то чиновник. Уходя, он оставил номер телефона и велел обязательно позвонить.
Индулис набрал нужный номер и, когда ему ответили, назвал свое имя.
— Господин Атауга? Будьте так любезны, сегодня не позже четырех часов обязательно явитесь на улицу Тербатас, номер… к доценту Гринталю. Для чего — вам скажут. По распоряжению начальства. Всего хорошего, господин Атауга.
Индулис побрился и пошел на улицу Тербатас.
3
Доцент Гринталь — высокий, средних лет мужчина с горбатым носом и гладко выбритым черепом — поправил роговые очки и в упор посмотрел на вошедшего.
— Господин Атауга? Если не ошибаюсь, вы когда-то были моим студентом.
— Да, господин доцент. Я слушал у вас курс статистики. Кроме того… мы ведь члены одной корпорации. В последнее время я имел честь быть олдерменом корпорации.
— Припоминаю, припоминаю…
Гринталь крепко пожал руку Индулиса и пригласил в кабинет. Он сам закрыл дверь, потом сел за круглый столик и предложил Индулису папиросу. Они закурили и, прежде чем перейти к главной теме, обменялись ничего не значащими фразами о погоде, здоровье и жизни вообще.
— Мы живем в необычайно сложное время, — сказал Гринталь, — среднему человеку трудно ориентироваться, он не знает, что делать сегодня и что ему готовит завтра.
