Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы - [200]

Мочалов задумался. Он смотрел по очереди на лица товарищей. Они все были угрюмы и скучны. Пятидневное вынужденное безделье заточения надоело всем, и Мочалов понял это.

— Я лично считаю, что дальше сидеть и ждать у моря погоды бессмысленно. Все эти дни я вынужден был воздерживаться от вылета, рассуждая, что вылет в такую пургу грозит аварией или гибелью, а наша первая задача — сохранение в целости материальной части и личного состава, чтобы долететь до места и вернуться, не потеряв ни одного человека, ни одного самолета. Капитан Смит прав — туман опасен. Но я нахожу нужным лететь, не откладывая дальше. Никакой гарантии нет, что на смену туману не придет снова пурга. Мы можем ждать благоприятной погоды больше месяца, но тогда нам придется подобрать со льда только трупы, а мы имеем приказ спасти людей. Я мог бы просто приказать лететь, но я хочу знать и ваше мнение. Лететь ли вместе, или выпустить один самолет на разведку, оставив второй в резерве. Или, наконец, ждать всем еще несколько дней в надежде на хорошую погоду.

— По-моему, лететь, и вместе.

Сказал Марков. Голос был крепок и ровен. Глаза блестели уже не лихорадочным жаром, а уверенным боевым блеском, и Мочалов обрадованно посмотрел на Маркова.

«Отлично. Значит, выздоровел», — повеселел Мочалов.

— Так! Остальные как думают?

— Можно было бы подождать сутки-другие. Но ты прав, что нет гарантии на перемену к лучшему. Думаю также, что лететь обязательно нужно всем вместе. На случай какого-нибудь… — Саженко замялся, не захотев сказать «несчастья». — На случай происшествия есть товарищи рядом… и можно нанести на карту координаты, если понадобится помощь.

— Поддерживаю Саженко, — сказал второй штурман. Блиц молча кивнул.

— Следовательно, разногласий нет? Тогда назначаю вылет на завтра с рассветом, в десять часов. Всем приготовиться и обеспечить материальную часть.

— Ну, как? — спросил Смит, когда кончился непонятный русский разговор. — Поспим еще денька два?

— Нет, капитан. Завтра утром вылет. Я ценю ваши советы, но ждать нельзя.

— Но это безумие, — сказал Смит.

— Это только слепой полет, капитан. Для чего-нибудь учились же мы слепым полетам. Мы отвечаем за жизнь людей на льдине.

— Но свою-то вы цените во что-нибудь? — Смит вынул трубку изо рта.

— Несомненно, капитан. Каждый из нас хочет жить. Но там хотят жить еще больше.

Смит неторопливо выбил пепел из трубки и положил ее в карман куртки. Подошел к Мочалову, заглядывая ему в лицо своими детскими глазами, и сердечно сказал, положив руку на плечо летчику:

— Не сердитесь, мистер Мошалоу, за прямоту. Вы сумасшедший, но если бы я был женат, я попросил бы свою жену, чтобы она нарожала мне таких ребят, как вы.

Он застегнул куртку, надел шапку и вышел.

— Механики, — обратился Мочалов к Митчеллу и Девилю, — мы вылетаем завтра утром. Поэтому вам придется сейчас же заняться расчисткой самолетов и моторами, чтобы к рассвету все было в полном порядке.

Митчелл удивленно посмотрел на командора и перевел глаза на Девиля.

Приказание было неожиданно и непривычно. Бортмеханики должны работать днем, а не ночью. Митчелл почувствовал раздражение. Все-таки русские странные люди и делают все не по-человечески… Достаточно того, что каждый день приходилось с утра до вечера надрываться, оберегая самолеты от заносов. И сегодня они провели больше четырех часов на этой скучной и утомительной работе и порядком утомились.

— Если позволите заметить, пайлот, — сказал Митчелл сухо и недовольно, — мы полагаем, что ночное время существует для сна и отдыха, а не для возни с моторами. Можно успеть сделать это утром и вылететь не в десять, а в полдень.

Мочалов сунул руки в карманы. Кровь плеснула ему в виски, и он тяжело задышал. Он предугадывал это еще в разговоре с Экком перед отъездом. Конечно! Иностранцы, наемники. Пошли на службу ради наживы, соблазненные высокой оплатой и легким заработком. Какое им дело до чувств и волнений Мочалова и его товарищей? Они выполняют работу механически, равнодушно. Нужно было настоять на своих бортмеханиках. С этими шкурниками еще наплачешься. Они будут саботировать и отлынивать от работы всякий раз, когда вздумается.

Его потянуло обложить обоих механиков всем запасом ругательных английских слов, пришедших ему на память, но он сдержал себя. Ни к чему! Только обозлишь их, и тогда можно остаться вовсе без механиков. Нужно попробовать пронять их иначе.

— Отлично, — сказал он, с презрением пожав плечами и в упор смотря на Митчелла, — отлично, механики! Вы совершенно правы! Вы наняты для дневной работы, в определенные часы. Я упустил это из виду. Вы обязаны работать «от и до», а остальное вас не касается. Вы правы! На льдине замерзают и ждут гибели не ваши, а наши товарищи. Следовательно, их судьба вас не касается. Вы правы!.. Можете отдыхать. Мы справимся с работой без вас. Вы отправляйтесь спать, а завтра приходите на готовое. Все же лететь мы будем в десять, а не в двенадцать. Ступайте спать, Митчелл. Спокойной ночи!

Он резко повернулся спиной к бортмеханикам.

— Одну минуту, пайлот, — услыхал он за собой голос Митчелла.

— Разговор кончен, — сухо отрезал Мочалов, — я сказал, что вы вправе требовать отдыха. Идите спать. Желаю приятных снов.